Усадьба Ольгово

Первые упоминания об Ольгове восходят к XVI веку, когда оно было дворцовой вотчиной.

В 1619 году Ольгово было пожаловано Фёдору Васильевичу Чаплину «за московское осадное сиденье королевичева приходу».

В 1674 год, после смерти Ф.В. Чаплина, село наследует его жена Ирина Чаплина и сын Иван Фёдорович Чаплин.

В 1681 году усадьбой владеет обер-инспектор Дмитровской провинции (по другим данным – Дмитровский стольник) Андрей Иванович Чаплин.

Затем, в 1712 году А.И. Чаплин оставляет Ольгово своему сыну – Фёдору Ивановичу Чаплину.

В 1726 году Ф.И. Чаплин закладывает Ольгово А.С. Дохтурову. Позднее продаёт Дмитрию Григорьевичу Сафонову.

В 1736 году Д.Г. Сафонов продаёт Ольгово Степану Фёдоровичу Апраксину.

С.Ф. Апраксин сделал блестящую военную карьеру, став генерал-фельдмаршалом. В Семилетней войне с Пруссией С.Ф. занимал пост главнокомандующего.

В 1749 году, при С.Ф. Апраксине, закладывается основание апраксинской усадьбы.

В 1751 году в Ольгово освещается каменная церковь в честь Введения во храм Пресвятой Богородицы с приделом в честь святителя Николая.

На 1768 году Ольговым владела статс-дама Агриппина Леонтьевна Апраксина.

В 1786 году, при Степане Степановиче Апраксине (1757-1827), в Ольгове работает итальянский архитектор Франческо Компорези. Под руководством талантливого архитектора были построены: господский дом, два флигеля и жилые дома для крепостных.

Внутри господского дома имелись два больших зала, отделанных в классическом стиле, из которых один выходит на парадный двор, а второй — в сторону парка. Последний зал, большой и двухсветный, по размерам немного уступал зеркальному залу в Кусково. Стены его украшали парные пилястры. Колонны коринфского ордера поддерживали хоры. Всё в этом зале было выполнено из дерева, вплоть до колонн, раскрашенных под мрамор. В люнетах между пилястрами помещались гипсовые барельефные изображения предков Апраксиных. Зал был обставлен ампирной мебелью работы крепостных.

В интерьерах усадьбы Ольгово помещалась портретная галерея представителей семьи Апраксиных и их родственников, известных российских военачальников, соратников фельдмаршала С.Ф. Апраксина; сподвижников Петра Великого и многих других. Любопытно, что портреты семейства Апраксиных принадлежали кисти одного художника, француза Бенуа Шарль Митуара. Стены главного усадебного дома украшали большие холсты, изображавшие подвиги С.Ф. Апраксина. Среди картин, хранившихся в Ольгове, были и принадлежавшие и перу знаменитых живописцев (Ф.С. Рокотов и В.Л. Боровиковский).

Сорок комнат усадебного дома были обставлены тщательно подобранной мебелью, была собрана огромная коллекция фарфора, фаянса, стекла, оружия, бронзы.

В это же время усадебный парк, занимавший 40 гектаров, из регулярного французского преобразовывается в английский. В парке сооружают беседки, статуи, павильоны, искусственные руины. На берегу «Белого» пруда строят «Храм добродетели». Строится «Турецкая мечеть», триумфальная арка, обелиски и другие постройки. Достопримечательностью парка были живописные пруды с островками («Белый воробей», «Малиновый воробей» и «Чёрный воробей»). Для переправы на островки был сооружен специальной паром.

С.С. Апраксин – генерал от кавалерии, крестник Императрицы Елизаветы Петровны, губернатор Смоленска, предводитель Московского дворянства и один из богатейших помещиков России.

Его женой была княжна Екатерина Владимировна (в девичестве Голицына), дочь княгини Натальи Петровны Голицыной, ставшей прообразом пушкинской «Пиковой дамы». Она неоднократно гостила в Ольгово у своей дочери.

Немудрено, что именно при С.С. Апраксине Ольгово достигает своего наибольшего расцвета. В это время усадьба включает в себя: скотный двор, амбары, конторские флигели, кухонный корпус, конный двор, конюшню, манеж, псарный двор, зверинец.

В Ольгове того времени находилась разветвленная сеть хозяйственных предприятий: писчебумажная, суконная, перчаточная и ковроткацкая фабрики; мебельная и каретная мастерские; кирпичный и купоросный заводы.

При С.С. Апраксине усадьбу обслуживало до 1000 дворовых.

В Ольгове устраивались балы, приёмы, концерты, литературные чтения, карнавалы, «карусели», фейверки и охоты.

С особым размахом был поставлен апраксинский крепостной театр с оркестром (!!!). На сцене этого театра играли не только крепостные актёры, но и приглашенные знаменитости (А.С. Яковлев), нередко гости и хозяева усадьбы.

Известно о постановке шести спектаклей:

  • «Всеобщее ополчение» — патриотическая пьеса (поставлена после 1812 г.);
  • «Деревенские певицы» — опера, муз. Фиорованти, перевод Мерзлякова (по заказу Апраксина);
  • «Освобождение Смоленска» — патриотическая пьеса (поставлена после 1812 г.);
  • «Прасковья Правдухина» — пьеса неизвестного жанра (поставлена после 1812 г.);
  • «Счастливая Тоня» — комическая опера в четырёх действиях (поставлена после 1812 г.);
  • «Храбрые Кирилловны при нашествии врагов» — комедия (1812).

Воспоминания о театре мы находим у Е.П. Яньковой, владевшей соседней с Ольгово усадьбой Горки:

«В доме Апраксиных был отдельный театр с ложами в несколько ярусов, и когда в Москву приезжала итальянская опера, то итальянцы в этом театре и давали свои представления…Все знатные певцы, музыканты и певицы, которые бывали в Москве, непременно попоют и поиграют у Апраксиных, и много хорошего наслушалась я на своем веку в их доме».
«Раза два или три случалось видеть на сцене и саму Апраксину; она никогда бывало своей роли хорошенько не запомнит; забудет что следует говорить, подойдет к суфлеру, тот ей подсказывает, а она не слышит, остановится и спрашивает его: «Comment?».

Частыми гостями усадьбы при С.С. Апраксине бывали поэты В.Л. Пушкин и П.А. Вяземский со своей супругой, драматург и управляющий московскими театрами Ф.Ф. Кокошкин, директор императорских театров А.М. Гедеонов и многие другие.

В 1827 году, со смертью С.С. Апраксина, жизнь в усадьбе затихает.

В 1828 году к церкви к храму Пресвятой Богородицы пристраиваются два придела – пророка Илии и преподобного Кирилла Белозерского. В трапезной перекладывают свод и частично облицовывают стены.

В 1830-е под руководством Набокова был построен южный флигель.

В 1833, после смерти Владимира Степановича Апраксина (1796-1833), Ольгово переходит к его матери – статс-даме Е.В. Апраксиной и сыну Виктору Владимировичу Апраксину.

До 1915 года усадьба принадлежит жене В.В. Апраксина Александре Михайловне (урождённой Пашковой).

С 1915 хозяином усадьбы становится военный атташе во Франции, полковник, граф Алексей Игнатьев.

После революции имение первоначально передали Обольяновскому волостному земельному комитету (принято Московским губернским комиссариатом земледелия, акт от 2 октября 1918 года). Причем «Клуб крестьян села Ольгово» арендовал театр, а «главный дом бывших владельцев взят на хранение Отделом по делам Музеев и охране памятников искусства и старины Народного комиссариата по Просвещению»

В апреле 1919-го сотрудники Всероссийской коллегии по делам музеев — художники, искусствоведы, историки (И.М. Грабарь, А.Н. Михневич, Ю.П. Анисимов, А.Н. Скворцов, Т.Г. Трапезников и Д.Д. Иванов) приступили к обустройству музея в Ольгове, в 26 комнатах стараясь сохранить среду исчезающего духа дворянской усадьбы. Сюда были свезены вещи из многих имений Дмитровского уезда.

Первая экскурсия по музею официально была проведена 23 мая 1920 года. За этот год его посетило 510 человек, в 1921 — 1316, в 1922 году — 1506. Правда, после введения входной платы в 1923 году посещаемость сократилась, составив согласно журналу учета 958 человек.

В сентябре 1925 года Ольговский музей передается под управление Музейного подотдела Московского отдела народного образования.

«Целость имущества вообще кроме архитектурных построек в сохранном порядке. С точки зрения охраны архитектурных памятников, таковые находятся в тяжелых условиях и требуют реставрации. С хозяйственной стороны, в самом жалком и хаотичном состоянии находятся музеи Ольгово и Царицыно, как первый, так и второй требуют срочных мер к поддержанию памятников и всех построек владения».
МОНО, акт от 19 и 20 мая 1926 года

Из записки старшего инспектора Губмузея Мокеева:

«часть здания музея разрушена, центральная часть поддерживается упорами, штукатурка обвалилась, деревянные части сгнили и т.д.»
«…привести в порядок парк, двор, и др. и все это, без копейки затраты со стороны Губмузея МОНО. Сохранить же всю усадьбу ничего не снося, безусловно, невозможно, затраты огромны, а цели практической никакой, а поэтому жертвовать 40–50 тысяч, только для сохранения общего вида усадьбы, с художественной точки зрения, не следует. Высказанные мною меры необходимо начать уже теперь, так как материал с каждым днем расхищается местным населением, и уберечь его трудно».

И, как видно из «Отчета по усадьбе-музею «Ольгово» за 1925 года», работа закипела:

«…произведен ремонт полов, белой лестницы… Материал взят из нежилых строений», — стало быть, использование материала, разоряющее и разрушающее другие постройки усадьбы, при ремонте практиковалось.

С 25 июня 1926 года музей возглавил внучатый племянник Д.И. Менделеева, Иван Александрович Смирнов, до того заведовавший культурно-историческим отделом в музее Дмитровского края. Но уже в декабре того же года Ольговом заведует Николай Дмитриевич Россет, привлеченный из Серпуховского музея.

Россет 12 ноября 1926 года описывает заведующему Губмузеем Клабуновскому состояние усадьбы:

«Необходимо всемерно бороться с катастрофическим положением на фронте просвещения, и в частности с закрытием музеев-усадеб, этих культурных гнезд прошлого, которые, путем героических усилий, нам удалось сохранить в годы голода и лишений. Что касается Ольгова, то и в целом, и во всех его особенностях это чрезвычайно интересный памятник искусства и быта времен давно минувших. Нет сомнения, сохранить эту усадьбу и возможно, и необходимо, — сохранив ее, Губмузей впишет славную страницу в историю своего строительства. <…>Но, констатируя это, я должен сказать, что современное состояние Ольгова — ужасающее.
Следы разрушения, бесхозяйственности, хищений — на каждом шагу. Рушатся здания, ограды, решетки, обелиски, расхищается кирпич, насаждения парка не оберегаются, всюду кучи мусора, гниющие листья, некоторые пруды парка заболочены, и на днях, и не позже весны прорвет плотину один из главных прудов (находящийся будто бы в ведении артели?), и весь ансамбль усадьбы нарушен до неузнаваемости.
Не менее печальная картина и в самом музее. Всюду невероятно грязно, картины развешаны и вкривь, и вкось, — рядом с картиной 40-х гг., мещанская фотография конца века, чехлы со стильной мебели не снимаются и летом, выявляя не стиль 20-х годов (имеется в виду XIX век. — Т.П.), а «музей чехлов», комплексы обстановки безграмотны, безыдейны, случайны; всюду битком набита мебель и, все-таки, нет «именья», нет стиля таких-то годов.
Полагаю, я сказал достаточно. Для меня ясно, что разрушения именья идут не пять месяцев, а много лет. Тот, кто заведовал именьем 5 месяцев, ответил за того, кто «устраивал» это, скажем, пять лет, а я, взяв этот музей, если не смогу его исправить, отвечу за грехи пяти лет и стольких же месяцев…
Устроить это именье — подвиг. Вы зовете меня совершить его, но знайте, что если я возьмусь это делать без всяких условий, то не сделаю ничего, я бесславно проживу год, рискуя своим добрым именем (подчеркнуто Россетом).
Об этих условиях нам надлежит говорить особо».

В 1926 году музей и церковь закрывают, музейная экспозиция частью передаётся в Москву, частью в Дмитровский краеведческий музей.

«К 26 июля 1927 г. вывезено в Дмитровский музей: 1) мебель — 250 предметов, 2) картин, рисунков — 286, 3) оружие — 152, 4) бронзовые и металлические изделия — 177, 5) фарфор — 45, 6) стекло, хрусталь — 14, 7) разные предметы — 56. Итого — 980 вещей».

Необходимо отметить, что в будущем, в период с 1940-е по 1970-е годы многие предметы из Ольговской коллекции были переданы в другие музеи страны.

После закрытия музея в 1926 году театральный реквизит усадьбы перевозится в Государственный театральный музей имени А.А. Бахрушина, библиотека в Государственную библиотеку СССР имени В.И. Ленина и Государственную библиотеку иностранной литературы.

1 октября 1927 года Ольговский музей стал филиалом Дмитровского, со штатом научного сотрудника (Смирнов) и уборщицы, а в конце 1928 года по распоряжению Моссовета филиал в Ольгово был вовсе ликвидирован, а Смирнов переведен в Дмитровский музей.

В 1930-е в усадебных зданиях Ольговo устраивают санаторий для командиров Красной армии.

С 1934 г. – 1-й районный лагерь юных пионеров Октябрьского района.

После войны в усадьбе находился санаторий-пансионат «Радуга» с целебными грязями. Отдыхающие жили в домах для крепостных артистов.

В советское время на территории усадьбы снимались такие фильмы как: «Женщины на грани», «Чёкнутая», «Русский крест», «Красные горы», «Гусарская баллада».

Дуб, у которого Эльдар Рязанов снимал в 1962 году фильм «Гусарская баллада», является излюбленным местом молодоженов.

Архитектурный ансамбль усадьбы сохранился до наших дней частично: руины усадебного дома и домовой церкви, заросшие пруды, сдающиеся в аренду флигеля. На родовом кладбище владельцев усадьбы развернулся частный сектор.

Сохранилась въездная аллея из вековых лип (высота 30 м, диаметр ствола 80 см), они встречаются в большом количестве и в самом парке. Еще четыре вида местной флоры представлены в парке старейшими экземплярами, достигающими значительных размеров: дуб (высота 28 м, диаметр ствола 90 см), береза плакучая (высота 28 м, диаметр ствола 60 см), два экземпляра вяза гладкого (высота 33 м, диаметр ствола 110 см) и ветла (высота 33 м, диаметр ствола 100 см).В парке пять экзотов, почти все старого возраста. Небольшой группой представлена лиственница сибирская (высота 32 м, диаметр ствола 110 см), много экземпляров тополя берлинского (высота 32 м, диаметр ствола 90 см), два экземпляра ели колючей голубой (высота 20 м, диаметр ствола 25 см), один плодоносящий экземпляр дуба северного (высота 20 м, диаметр ствола 45 см). К парку примыкает смешанный лес.

В 2003 году была осуществлена продажа усадьбы «Ольгово», являющейся памятником истории и культуры федерального значения, в руки Олега Дерипаски. Имущество усадьбы, состоящее из 18 зданий и строений общей площадью 12,07 тыс. кв. м., было включено конкурсным управляющим ФГУП «Пансионат Радуга» в состав конкурсной массы и продано фактически по остаточной балансовой стоимости зданий и строений за 11,25 млн рублей. При покупке Олег Дерипаска обязывался провести реставрацию.

В 2008 году был утвержден концептуальный план восстановления усадебного комплекса. За это время отремонтирована часть кровли, почищены пруды и парк. Восстановлен Введенский храм.

В 2015 году вокруг усадьбы разразился скандал – выяснилось, что обязательства по реставрации усадьбы не соблюдались. Напротив, с 2003 года были утрачены остававшиеся парковые постройки: беседки, статуи и павильоны.

На 2016 год владелец 55 гектаров усадебной земли и самой усадьбы ООО «Апраксин Центр». При усадьбе работает конноспортивный клуб, открытая сауна с бассейном и рыбалка («Рыбалка у Петровича»). Сдаются склады и производственные помещения.

Статья "Ольговские страницы"

Среди современников А.С. Пушкина одно из заметных мест занимал Степан Степанович Апраксин и его жена Екатерина Владимировна, дочь знаменитой княгини Натальи Петровны Голицыной. И если Н.П. Голицына (прототип старой графини в повести А.С.Пушкина «Пиковая дама») играла большую роль в петербургском «высшем свете», то Москву конца XVIII – начала XIX века трудно представить без Апраксиных.

В Москве, где С.С. Апраксин обычно проводил зиму, у него был громадный дом, построенный в 1792 году Ф. Кампорези. Благодаря удачному сочетанию хлебосольства и широты натуры Апраксиных, дом их сделался одним из центров московского общества. Приемы, балы и праздники следовали здесь один за другим. Но особенно известен был дом Апраксиных своим театром, в котором давала представление итальянская опера, выступали известные певцы, музыканты и драматические актеры, приезжавшие в Первопрестольную. В феврале 1827 года одно из таких представлений посетил А.С. Пушкин.

Летом же центром притяжения становилась подмосковная усадьба Апраксиных Ольгово. Их соседка помещица с. Горки Дмитровского уезда Е.П. Янькова так характеризовала его тогдашних владельцев: «Эти имели все, чего человек мог только пожелать: оба были молоды, хороши собою, знатные, богатые, любимы и уважаемы. Вся их жизнь проходила в постоянном веселии и была продолжительным пиршеством. Когда они живали в Ольгове, куда приходилось из Москвы ехать мимо нас, то не проходило дня, чтобы не проехало двухтрех экипажей туда и обратно…».

В 80-90-е годы XVIII века в Ольгове развернулось большое строительство. Работы велись при непосредственном участии Ф. Кампорези, которого С.С. Апраксин, по свидетельству Е.П.Яньковой, называл «министром всех Ольговских построек и верховным учредителем... празднеств».

Театр, как и в московском доме Апраксиных, составлял главный предмет забот и гордости хозяев и своего рода центр притяжения для их гостей, среди которых были завзятые театралы Л.М. Гедеонов, Ф.Ф. Кокошкин, дальний родственник А.С. Пушкина А.М. Пушкин, а среди компетентных зрителей – дядя великого поэта В.Л. Пушкин и П.А. Вяземский, оставивший интересные свидетельства о репертуаре и актерах ольговского театра на страницах своей знаменитой «Старой записной книжки». И очень показательно, что после смерти С.С. Апраксина в 1827 году его вдова сосредоточила свои усилия на поддержании Ольгова, в том числе и театра, на сцене которого она сама подвизалась во французских комедиях и водевилях.

«В походах своих на драматических писателей, – рассказывает П.А.Вяземский на страницах «Старой записной книжки», – А.М. Пушкин перевел, между прочим, и комедию Реньяра «Игрок», и, помнится, удачнее других попыток своих. Ее должны были разыгрывать в подмосковной Екатерины Владимировны Апраксиной. Сама хозяйка в ней принимала участие, равно как и сам переводчик, княгиня Вяземская, Василий Львович Пушкин и другие. Пушкин находил, что он и в роли своей немного чопорен, и заметил это ему, как чадолюбивый родитель детища, которое должно было явиться в свет, как режиссер домашнего спектакля и как сам отличный актер…».

Довольно разнообразен и репертуар ольговского театра. «В последнем отношении, – свидетельствует П.А. Вяземский, – не довольствовались легкими комедиями и водевилями: из старого французского репертуара выбирали комедии пятиактные и первого разряда... В один из таких вечеров Пушкин (А.М.) явился маркизом самого версальского чекана; в другой плутоватым; а под конец русским старостою. В деревенской картине... пели куплеты в честь хозяйки, то есть Екатерины Владимировны...

На долю Пушкина пал следующий куплет:

Был я щеголем французским,
Был обманщиком слугой,
Я теперь красавцем русским,
При усах и с бородой.
Малой я во всем послушной,
И с другими наподхват,
Для хозяйки добродушной
Я в огонь и в воду рад».

Несмотря на все дальнейшие перипетии, в Ольгове прекрасно сохранялись театральный реквизит и ноты крепостного оркестра, а также интересная библиотека. Обследовавшая в 1919 году Ольгово комиссия Главнауки Наркомпроса рекомендовала создать здесь музей усадебного быта, который и открылся в 1920 году. Благодаря тому, что в последние годы своего существования (1926–1928) Ольговский музей являлся филиалом музея Дмитровского края, сюда после закрытия и были перевезены практически все его экспонаты, которые и в настоящее время составляют наиболее ценную часть фондов Дмитровского музея. И уже давно-давно созрела мысль о воссоздании Ольговского музея, возможно, в качестве филиала Дмитровского музея. Главное препятствие этому – состояние Ольгова, особенно главного усадебного дома (где и размещался в свое время музей), который за несколько последних десятилетий разрушился до фундамента. И все-таки наступит время, когда у нас дойдут руки и до восстановления Олыгова. Оно того вполне заслуживает.

Р. ХОХЛОВ

11.05.2000

Статья "В Ольгово к Апраксиным"

Если такое решение принимал московский дворянин относительно летнего времяпрепро-вождения, он знал: будет отдых сытным и веселым и обойдется гораздо дешевле, чем на водах или за границей. Хлебосольный граф Степан Степанович как нельзя лучше устроил свою подмосковную усадьбу в Дмитровском уезде: от Москвы рукой подать, дом большой, просторный, есть в нем и зал для балов, и уютная гостиная, и богатая библиотека. Обширнейший английский парк с прудами украшен многочисленными гротами, беседками, искусственными руинами. Можно в окрестных лесах прекрасно поохотиться или же нанести визит соседям: Голицыным – в Сокольники, Яньковым – в Горки, Оболенским – в Храброво.

Но все же самым главным развлечением и хозяев, и гостей Ольгова был театр. Завзятым театралом слыл Степан Степанович и здесь, и по всей Москве. В начале прошлого века в его московском театре на Знаменке (теперь улица Фрунзе) давали представления не только апраксинские крепостные актеры, но и императорская труппа, и итальянцы. В феврале 1827 года Пушкин слушал у Апраксина «Сороку-воровку» Россини. Владелец театра не жалел расходов. Современники вспоминали: когда ставили оперу «Диана и Эндимион», зрители слышали звуки охотничьих рогов, раздавался лай собак, а на сцену выбегали живые олени.

А что же в Ольгово, или «Льгово», как называли его владельцы? Здесь театр размещался в специально отведенном флигеле, возведенном, как и другие усадебные постройки, по проекту Франческо Кампорези, архитектора-итальянца, которого сам хозяин называл «министром всех ольговских построек и верховным учредителем празднеств». На ольговской сцене выступали как сами хозяева, так и их гости. Екатерина Владимировна Апраксина была избрана почетным членом Петербургског филармонического общества, о чем свидетельствует диплом, представленный в экспозиции Дмитровского музея.

Многое исчезло после закрытия Ольговского музея в 1928 году. Музей изобразительных искусств, театральный музей имени Бахрушина увозили отсюда в Москву целыми подводами предметы усадебного быта, произведения искусства, библиотеку, театральный реквизит. Работник Ольговского музея Смирнов в своей рукописи «100 лет по предметам Ольгова» упоминает о машине, которая позволяла на сцене создавать эффект грозы, блеск молний, запах озона... Остается только догадываться, что же еще ушло от нас безвозвратно.

Немало сохранившихся предметов из Ольговского театра представлено в нашей экспозиции и на выставке «Ольгово»: ноты крепостных музыкантов, театральные шлемы, керамические головки фавнов, украшавшие, вероятно, вход в театр, эскизы декораций, книги.

В архиве музея имеется один очень интересный документ, который раскрывает истинные взгляды дворянина, такого же любители театра, как и Степан Степанович Апраксин, на крепостного талантливого музыканта.

«Милостивый государь, Степан Степанович! Относительно музыканта Семенова, выдуманными разглашениями расположившего в свою пользу московскую публику, приемлю уведомить, вас, что князь Борис Алексеевич никогда не делал ему никаких назначений и относительно его свободы и крайне удивляюсь принятому им намерению, обнаруживающему сей ложный его поступок и дерзкий образ мыслей.

Семенов имеет особенный дар к музыке, обратил на себя внимание князя Бориса Алексеевича, который еще в юных летах взял его к себе и желал образовать открывшиеся в нем таланты, единственно для его содержал у себя в доме профессора музыки, употребив на оное в течение нескольких лет не менее 20 тысяч рублей. Когда же Семенов получил усовершенствование в своем искусстве... получил дозволение жить, где ему угодно. Но сей облагодетельствованный... музыкант Семенов, чуждаясь должного чувства благодарности, именем князя Бориса Алексеевича определяет цену за свою свободу и дошел до такой дерзости, что объявляет о том публике,.. огорчаясь таковым поступком Семенова, я имел намерение приступить к распоряжению о немедленной высылке его сюда для употребления в должность, приличную сыну официанта, но, убеждаясь неотступною просьбою князя Бориса Алексеевича, соглашаюсь оставить его при настоящих занятиях...»

Н. ТАБУНОВА

научный сотрудник музея

28.02.1989

Статья "Утро в Ольгове"

1818 год. Осень. Василий Львович Пушкин, дядя великого поэта, приехал к графу Степану Степановичу Апраксину в его усадьбу Ольгово, под Дмитровом...

Наступающий день предвещал Василию Львовичу одни радости. Он выглянул в окно, удивился яркому золоту деревьев, почувствовал резкий запах увядающих цветов. Решил до завтрака прогуляться.

Он неспеша вышел из большого дома Апраксиных и шагнул в парк, минуя дорогу в главные ворота усадьбы. Пошел к пруду, который хозяева называли «Черным воробьем».

Было прохладно: все-таки октябрь. Возле пруда встретил конюха Степана. Василий Львович знал его, подумал: «Почему он здесь?» Потом догадался: Степан пытался корзинкой ловить карасей, что было строго запрещено. В порыжевшем от времени армяке Степан сжался от холода и страха, жалобно смотрел на барина и будто ждал окрика или удара. Но ничего так и не получив, недоуменно взглянул вокруг и, не поблагодарив, тихо поплелся в сторону конного манежа.

Сейчас Василий Львович пытался переосмыслить только что полученное письмо от поэта князя Петра Андреевича Вяземского, присланного им из Польши, где он волею судьбы находился в эти дни. «Отпишу я князю о своем житье-бытье. Сообщу и о днях, проведенных в Ольгове. Надо все хорошенько запомнить...»

Степан Степанович Апраксин и его жена Екатерина Владимировна были очень увлечены своим театром. Их крепостные артисты славились и в Москве, и в округе. Появление в Ольгове Василия Львовича тоже объяснялось его любовью к театру.

Главным адресатом его писем все эти годы был Петр Вяземский. Увлечение у них было общим, и потому Пушкин писал обо всем, что происходило в Ольгове, очень подробно.

Вчерашний спектакль поставлен специально для именин хозяйки и изобиловал хвалебными стихами в ее честь. Отличилась актриса Пелагея Ивашкина, изобразившая очень похоже свою графиню. Больше всех смеялась сама Екатерина Владимировна.

Теперь после прогулки Василий Львович, помолодевший, веселый, прошел через анфиладу комнат в гостиную, где встретил графа Апраксина.

А в столовой их поджидала графиня. Василий Львович наклонился к ее руке и осведомился о здоровье.

Василий Львович, будто бы ни к кому не обращаясь, прочитал:

Кто в мире счастья прямого цену знает
И сельской жизни все приятности вкушает
В кругу своих друзей, от шума удален,
Тот истинно в душе покоен и блажен.

– Не так уж у нас все покойно, – сказала Екатерина Владимировна. – Всякое случается... Вот намедни снова поссорились Николай с Парашей. Это тот, что представлял Аполлона на нашем празднике... До крика до-шло: Параша уличила его в склонности к Аннушке Козловой... Дети, да и только!

– Как сказать! – лукаво усмехнулся Степан Степанович. – Любовь ведь и у них случается.

Василий Львович поспешил переменить разговор. Он поведал Апраксиным о своей утренней прогулке. Все его лицо излучало доброжелательность и довольство жизнью. Степан Степанович с удовольствием посматривал на Василия Львовича, повеселевшего, оживленного. Его всегда поражало умение Пушкина жить в хорошем настроении.

– Дорогой Василий Львович, я всегда знал, что, бывая на природе, вы добреете, – сказал Апраксин.

– Наверное, вы правы, надо быть ближе к ней и простой жизни... Что слышно от Вяземского? – поторопился спросить Апраксин. – Небось загостился в Польше-то?

– Напишу, напишу ему письмецо. Сообщу и что у вас побывал. Пусть погрустит и помучается. Пора ему на родину возвратиться.

Граф после завтрака, извинившись, поспешил на хозяйственный двор.

Василий Львович представил себе, как он сейчас с наслаждением сядет за стол, чтобы отписать Вяземскому о своих делах, Ольгове. Скоро ему снова возвращаться в Москву, снова в суету, где закружит его жизнь веселая...

Василий Львович, извинившись перед Екатериной Владимировной, вышел в свою комнату. Посмотрел в окно на дремотные деревья и голубое небо, порадовался еще раз солнышку, лучи которого протянулись шафрановой дорожкой через весь стол, взял лист бумаги, поставил дату и начал писать: «И ты меня забыл, любезнейший мой! Вот уже более трех месяцев, как от тебя не имею ни строчки. Знаю, что ты был в Кракове и что теперь находишься в Варшаве. Что до меня касается, то я, объездив около трех тысяч верст, возвратился в Москву, был два раза в Ольгове у Апраксиных...»

Он отложил перо, задумался. К Вяземскому Пушкин был очень привязан, но сейчас вспомнил о своем племяннике Александре. Вспомнил, как совсем недавно в письме признавался ему в своей горячей любви: «Что до тебя касается, мне в любви моей тебя уверять не должно. Ты – сын Сергея Львовича и брат мне по Аполлону. Этого довольно...» Как он там? Недавно получил новые стихи Александра, посвященные актрисе Колосовой:

О ты, надежда нашей сцены!
Уж всюду торжества готовятся твои
На пышных играх Мельпомены,
У тихих алтарей любви...

Словно вдохновившись, он продолжил письмо к Вяземскому:

«Актриса Семенова в Москве, но тебя здесь нет, следовательно, она уедет в Петербург без кружевного платья. Я ее видел, играющую Клитемнестру в «Ифигении». Прекрасно! Но прочих должно со сцены гнать помелом. Это не актеры, а разбойники».

Написав это, Василий Львович даже слегка расстроился, и только вспомнив о театре Апраксиных, снова повеселел. Сегодня вечером – новое представление. «Чем-то они попотчуют меня нынче? Да не все ли равно, все хорошо!»

Владимир ГУСЕВ

05.08.1999

Статья "Чего только не бывало в Ольгове"

В первые же дни после победы Октября Петроградский Совет рабочих и солдатских депутатов обратился с воззванием ко всем гражданам России о необходимости беречь и охранять памятники истории и культуры. Все, что создано трудом и талантом многих поколений, должно стать общенародным достоянием – таков смысл ленинского отношения к культурному наследию прошлого. Большая работа в первые послереволюционные годы была проведена в этом направлении и в Подмосковье, где в бывших помещичьих усадьбах создавались музеи, в числе которых оказался и открытый в 1920 году музей усадебного бы та в Ольгове.

Конечно, по своему художественному значению Ольгово уступало знаменитым Кускову, Останкину или Архангельскому. И тем не менее, здесь сохранились предметы XVIII–XIX веков.

Впервые Льгово (как называлось оно до начала XIX века) упомянуто как дворцовое село в 1566 году, а частновладельческим оно стало уже в первой четверти XVII столетия, когда было пожаловано «за осадное сидение королевичева прихода» Ф.В. Чаплину. Но настоящий расцвет усадьбы относится уже ко второй половике XVIII – первой четверти XIX века, когда ее владельцами были генерал-фельдмаршал граф С.Ф. Апраксин (1702–1758), а затем его сын С.С. Апраксин (1756–1827) – один из богатейших помещиков России. С.С. Апраксин пригласил для перестройки усадьбы известного художника и архитектора Ф.И. Кампорези (1747–1891), по проекту которого здесь были проведены большие работы.

«Чего только не бывало в Ольгове, – вспоминала соседка Апраксиных Е.П. Янькова, хорошо знавшая усадьбу в период ее расцвета, – был отдельный театр, свои актеры и музыканты, балы, фейерверки, охота». Гостями Ольгова, участниками и зрителями устраиваемых здесь праздников и театральных представлений были известный поэт и критик П.А. Вяземский, В.Л. Пушкин (дядя А.С. Пушкина), А.М. Пушкин (также родственник великого поэта), Ф.Ф. Кокошкин и другие известные в свое время деятели искусства. А во второй половине XIX века Ольгово заинтересовало и Л.Н. Толстого, вероятно, в связи с замыслом исторического романа из эпохи Петра I, сподвижниками которого были предки владельцев усадьбы Ф.М. и П.М. Апраксины.

Создание музея позволило сохранить уникальное портретов, произведений прикладного искусства и бытовых предметов. После его закрытия в 1928 году экспонаты были вывезены в Дмитров. В настоящее время мебель, театральный реквизит, книги и произведения живописи из Ольгова экспонируются в Государственном музее изобразительных искусств имени A.С. Пушкина, Государственном театральном музее имени А.А. Бахрушина в Москве и других, но большая часть этого собрания хранится в Дмитровском историко-художественном музее. Она и явилась основой для готовящейся здесь выставки, значительная часть экспонатов которой показывается впервые.

Нет смысла их перечислять, но все же следует отметить, что они могут явиться новым этапом в изучении Ольгова, особенно актуальным в связи с ведущимися сейчас на территории усадьбы восстановительными работами.

Ф. РОМАНОВ

01.12.1987

Статья "Министр изящных искусств"

Елизавета Петровна Янькова, владелица сельца Горки в Дмитровском уезде, так вспоминала об одном из посещений ее соседом – Степаном Степановичем Апраксиным. Заехав в Горки по пути из Ольгова в Москву, с незнакомым Яньковой спутником, Апраксин представил его следующим, образом; «А вот это – мсье Кампорези, министр всех ольговских построек и верховный учредитель всех наших празднеств». Приезд гостей оказался для хозяйки весьма кстати: архитектор дал консультацию о возможности надстройки колокольни усадебной церкви, которую намеревалась сделать Янькова. Кто же такой этот «мсье Кампорези» и каким образом он оказался «министром» архитектуры и художеств у Апраксина?

Франческо Кампорези, родившийся в 1747, году в Болонье, был одним из тех талантливых итальянских мастеров, приглашенных в Россию, что нашли здесь достойное применение своим знаниям и умениям. Для Кампорези, прибывшего в Россию в начале 80-х годов XVIII столетия, эта, поначалу загадочная страна стала второй родиной, и зваться он стал на русский лад – Франц Иванович. Несмотря на то, что после участия в достройке Екатерининского дворца сколько-нибудь значительных «державных» заказов Кампорези, судя по всему, уже не получал, тем не менее, без работы не остался. Н.П. Шереметьев приглашает его для работ в своем знаменитом подмосковном Останкине, получает он заказы и от других вельмож в Москве и Подмосковье. Но в лице С.С.Апраксина Кам-порези обрел и постоянного покровителя, и заказчика. Прежде всего, нашлась работа в Ольгове. Здесь был существенно перестроен и расширен главный дом, к которому пристроены галерея и флигели, возведены конный и скотный дворы и другие здания хозяйственного назначения, проведена перепланировка старого парка.

Автор очерка «Ольгово», вышедшего в 1925 году в серии «Подмосковные музеи», Ю. Анисимов довольно скептически относился к вопросу о степени участия Кампорези в перестройке усадьбы. Но, кроме приведенного выше свидетельства Яньковой, в пользу Кампорези говорит и наличие выполненных им акварелей с разрезами интерьеров главного ольговского дома.

На фронтоне последнего был в свое время установлен щит с гербом Апраксиных и датой – 1788 год, хранящийся в настоящее время в нашем музее. Можно предположить, что эта дата связана именно с перестройкой Ольгова.

Известно также, что в 1792 году Кампорези построил дом Апраксина в Москве на Знаменке (ныне улица Фрунзе).

Большинство известных нам построек Ф. Кампорези выполнены в стиле классицизма, однако, как чуткий к веяниям моды мастер, он не без успеха возводил постройки и в других стилях. В этом отношении интересна церковь Вознесения в Перемилове, приобретенном около этого времени С.С. Апраксиным. В трактовке объемного решения каменного храма, построенного в 1792 году, виден почерк оригинального мастера, каким, бесспорно, был Кампорези. В ряду интересных черт архитектуры перемиловской церкви следует отметить, в частности, отсутствие колокольни, ставшей в этот период почти непременным атрибутом русского храма. Ее здесь заменяет отдельно стоящая звонница, выполненная в стиле так называемой «казаковской готики». Черты этого стиля явно прослеживаются и в наружном декоре самого храма. В таком же стиле выполнены, между прочим, и въездные башни в Ольгове со стороны старой московской дороги, одна из которых сохранилась до наших дней.

Среди вероятных построек Кампорези – и церковь Покрова в Андреевском, воздвигнутая в 1803 году по заказу тогдашней владелицы села графини Е.Ф. Орловой и относящаяся к числу оригинальных произведений архитектуры раннего ампира на территории Подмосковья. Основная часть храма представляет собой ротонду без выступающей алтарной части, к ней примыкает трапезная с четырехколоиными портиками, а к последней – стройная трехъярусная колокольня.

Но собственно архитектура – это только одна из сторон творческой деятельности Кампорези. Бесспорна его ведущая роль в качестве художника и режиссера в организации празд-ников, которые часто устраивались С.С. Апраксиным в Москве и Ольгове. Известны и выполненные им в технике акварели виды Москвы и ее окрестностей, которые затем были переведены в гравюры и изданы.

В 1827 году умер главный покровитель Кампорези – С.С. Апраксин, а в апреле 1828 года А.Я. Булгаков сообщил, между прочим, в письме к брату:

«Надобно мне еще писать к князю П.М. (Петру Михайловичу Волконскому. – Р.X.) и просить его, чтобы он дал хлеба кусок бедному Кампорези. Екатерина его выписала в 1781 году, и с тех пор он все работает, теперь стал дряхл, можно за 47 лет службы дать пенсию под старость. Он подавал Государю письмо, которое препровождено, по отзыву Лонгинова, к князю П.М. на рассмотрение».

Результаты этих хлопот неизвестны. В 1831 году Ф.И. Кампорези умер в возрасте 84 лет.

Р. ХОХЛОВ

12.09.1989

Статья "Ольгово"

XVIII веке усадьба Апраксиных Ольгово называлась Льгово. Это было время ее расцвета.

А в парке липовый настой
И терпкий запах розы.
Дворец, сравнимый лишь с мечтой,
Внимал любви и грезам.
В зеркальных ласковых прудах
Все небо отражалось,
И время в играх и трудах
Стремительно сужалось.
Невольно слышу голоса
Проживших не напрасно,
И вижу лица и глаза –
Они, как день, прекрасны.
Царила музыка. Не раз
Кружились пары, в танце.
Звучали в зале в поздний час
Прелестные романсы.
И серебрился смех окрест,
И пела, пела скрипка...
Все со значеньем –
Взгляд и жест, зовущая улыбка.
С утра прогулки по полям.
И мчатся кони, мчатся…
Леса и дали веселят.
С чего печалям взяться?
Пора побед, пора утех –
Держало счастье стремя.
Осьмнадиатый, звенящий век –
Пленительное время.

В. ГУСЕВ

06.10.1994

Усадьба Ольгово

Оставить комментарий

Вы комментируете как Гость.