Просенков И.И.

Просенков Иван Илларионович родился 24 июля 1909 г. в д. Жучино Дорогобужского уезда Смоленской губернии (ныне Смоленская область). В 1918 г. с родителями переехал в г. Ярцево. Там же закончил 9 классов. После ускоренного выпуска Смоленского медицинского института в 1931 году, Иван Илларионович начал работать хирургом в Ярцевской больнице.

В 1938 году был призван в армию и стал надолго военным врачом. Работал ординатором в Витебском госпитале. В 1939 году окончил годичные курсы усовершенствования врачей при Военной медицинской академии.

В 1940 году принимал участие в советско-финской войне, был помощником начальника передвижного военного госпиталя. В годы Великой Отечественной войны работал в военных госпиталях на разных фронтах. Это были годы самоотверженной работы и огромных физических и душевных сил: иногда приходилось сутками стоять за операционным столом.

В 1945 году И.И. Просенков был направлен на работу начальником Дмитровского гарнизонного госпиталя, где проработал 2 года.

В 1947 году был демобилизован и начал работать в Яхромской больнице сначала хирургом, затем главным врачом.

Шестилетняя плодотворная работа в Яхромской больнице явилась началом его деятельности в Дмитровском районе. С 1953 года – главный врач Дмитровской больницы, позже заведующий хирургическим отделением.

В 1953-59 гг. под его руководством были построены: здания поликлиники, хирургического корпуса, перестроено и отремонтировано несколько отделений, прачечная.

За многолетнюю работу хирург И.И. Просенков спас многие жизни, проводил сложные нейрохирургические операции. С ним работал тесно спаянный коллектив: врачи А.И. Матюхин, А.И. Софейков, З.А. Назарова и др.

В 1967 году И.И. Просенкову присвоено почетное звание «Заслуженный врач РСФСР». Награжден орденами «Красной звезды» и «Знак Почета».

И.И. Просенков проработал заведующим хирургическим отделением до 1980 г.

14 марта 1986 года Иван Илларионович скончался. Похоронен на кладбище Дмитрова «Красная горка».

В 2009 году к 100-летию со дня рождения выдающегося врача на здании старого хирургического корпуса Дмитровской городской больницы установлена мемориальная доска.

Литература

Забродин, А.Ф. Иван Илларионович Просенков (1909-1986): [биографический очерк]. – Машинопись. – 7с. – (из краев. фонда ДЦМБ).

Архарова, Н.А. Жизнь, отданная людям: [воспоминания бывшей медсестры, работавшей с И.И. Просенковым] / Н.А. Архарова // Дмитровский вестник. – 2001. – 8 сент.

Баталов, А. Судьба и ремесло/ Алексей Баталов: [эпизод о том, как артист серьезно поранил лицо во время съемок фильма «Летят журавли» и попал на операционный стол к хирургу И. Просенкову]. – М.: Вагриус,2005. – С.144.-149.

Еловская, Н. Спешите делать добро!: [о хирурге И.И. Просенкове, память о котором сохранили многие пациенты, в том числе, народный артист СССР Алексей Баталов] / Н. Еловская // Дмитровский вестник. – 2006. – 13 апр. – С.5.

Кузьмина, И. Без права на ошибку: [о хирурге И.И. Просенкове] / Ирина Кузьмина // Времена и вести. – 2008. – 31июля. – С.4.

Шолохова, Т.Д. «Светя другим»…: К столетию со дня рождения Ивана Илларионовича Просенкова (1909-1986) / Т.Д. Шолохова // Дмитровский вестник. – 2009. – 25 июля. – С.1,3.

Воспоминания медицинских работников на клубе краеведов о И.И. Просенкове: [Королевой В.С., Орловой Э.А., Нехаева А.В., Смирновой Н.Н., Кошелевой, Мареевой Е.Я., Малоед М.Е., Школьник В.С. ] / Записано Н.Л. Еловской. 25 июля 2009 г.

Воспоминания актёра Алексея Баталова о лечении у хирурга Ивана Просенкова в Дмитровской больнице

У наших актеров как-то было не принято жаловаться и рассказывать о болячках, поскольку считалось, что зритель должен видеть и верить тому, кого ты играешь. А личная жизнь, невзгоды, страдания – это все остается там, за кулисами, где висит твое старое пальто, совсем не похожее на ту накидку, в которой ты порхаешь по сцене.

Сегодня все наоборот. Теперь даже пластические операции звезд красуются на обложках глянцевых журналов. Может, оно, по нынешним временам, так и надо, но я все равно не стал бы писать о том, что произошло со мной на съемках фильма «Летят журавли», если бы это не было как раз тем случаем, когда говорят: «Нарочно не придумаешь».

Весна. Снег уже растаял. Урусевский спешит отснять военный эпизод с гибелью Бориса до того, как распустятся листья, пока лес и кустарник по берегам реки еще совсем прозрачные, а потому насквозь пронизаны весенним солнцем. Для всей следующей сцены с вертящимися березами это важнейшее условие съемки.

Долго-долго, с тележкой, рельсами и подсветками, строились проход и остановка солдат на берегу скрытой за кустами речушки. Здесь точно по камере происходит разговор, в конце которого Борис сбивает с ног солдата, усомнившегося в верности Вероники. Тот, поглядев на фотографию невесты, возвращает ее Борису и, с ухмылкой достав губную гармошку, играет, к общему удовольствию стоящих вокруг бойцов, «Сердце красавицы склонно к измене». Эту роль играл сын знаменитого Кадочникова.

И тогда Борис, забрав гармошку, ударяет его так, что тот должен упасть навзничь с бережка в весеннюю воду.

Эта сцена долго не получалась. Ведь падать Кадочникову нужно было в обозначенное место, где в талой воде специально вырубили кусты. При малейшей неточности он просто исчезал за прутьями. К этому прибавьте, что каждый раз при неудачной съемке нужно было еще мгновенно сменить намокшую шинель.

Время уходит: Калатозов нервничает, Урусевский прирос к камере. И вот при очередной попытке снять я, стоящий вплотную к Кадочникову, вижу, что он оступился и опять падает не туда, где по кадру ждет его Урусевский. Я успел схватить его руку. Он вцепился в мою другую.

Всей тяжестью он летел с бережка, а вместе с ним – я. И вот, сцепленный с ним руками, я полетел лицом в воду. Кажется, даже успел увидеть обрубленные палки кустов и задрать вверх голову.

Очнулся, когда меня в мокрой кровавой шинели уже запихивали на заднее сиденье машины. Услышал, как впереди говорили, что мы едем в Дмитров. Там была ближайшая больница.

Пока добирались, операционный день уже закончился. Главный хирург, он же и главный врач Просенков собирался уходить. По дороге, увидав меня в коридоре, он как-то странно, без вопросов и осмотра велел снять с меня шинель и уложить на стол. Помню, его спросили, как мыть лицо. Он ответил: «Не надо. Я сам». А лицо мое было месивом грязи, грима и крови, поскольку всю дорогу я промокал и зажимал раны полотенцем.

Признаюсь, врач показался мне каким-то слишком сухим и строгим. Я-то думал – увидав меня, он ахнет! Все забегают!.. Пока он зашивал мой разорванный нос, другие дырки, я думал только о том, как быть дальше, если с кино закончено. А он сосредоточенно «колдовал», принимал от сестры разные инструменты, названия которых я сроду не слышал.

Конечно, в больнице да еще в маленьком городе все про всех все знают. Уже на следующий день я понял, насколько почитаемый человек наш «главный». И не только в городе, но во всей обширной округе. Оно и разумеется: с первого до последнего дня на фронте полевым хирургом. Потом все силы – на восстановление этой больницы, всего медицинскою дела в городе и районе. Зайдет в палату – и у больных праздник! В общем, когда на третий день приехали меня забирать в Москву, в «настоящую» больницу к «светилу» именно лицевой хирургии я остался у Просенкова.

Кстати говоря, потом, при возобновлении съемок меня показали специалистам. Просенкову тут же предложили место в Москве. Оказалось, что он заштопал меня не специальными лицевыми нитками, а теми, какие только и были тогда в больнице, – для полостных операций. В ответ Просенков поблагодарил начальство и отказался.

Чуть позже на перевязке я вспомнил его деловую сухость при первой встрече, и он сознался, что, увидев меня в шинели и форме образца еще тех военных лет, сразу как бы оказался в полевом госпитале. А там церемониться было некогда. Мгновения решали все.

Бог дал, и вся эта цепь совпадений: от моего падения до минуты, когда он уходил уже домой, вернула мне надежду на продолжение работы в кино.

Но это еще не все. Дальше пойдет точно по словам Гоголя из его «Шинели»: «Так случилось, и бедная история наша неожиданно принимает фантастическое окончание».

Итак, я уже отказался переезжать в Москву, лежу, как все, в родной больнице. Меня навещают из киногруппы, поскольку съемки каких-то кусочков к эпизоду войны возобновились. И вот однажды мне передают бандероль, присланную в группу на мое имя из Ленинграда. Это был первый вариант сценария Юрия Павловича Германа «Дорогой мой человек». Я стал читать, а там, как отражение в воде: доктор, война, фронтовой хирург, такая же послевоенная провинциальная больничка. Конечно, на следующей перевязке я сказал Просенкову о сценарии.

Он попросил почитать и на другой день пришел в восторге. Я впервые видел его таким радостным, живым и совершенно простым, искренним человеком. Он сказал, что ничего подобного не читал про войну, про врачей и именно – про военно-полевых хирургов. Я в ответ все рассказал о Юрии Павловиче, о Хейфице. И с того вечера он уже не выпускал меня из рук, объявив, что, конечно, раны мои зарастут и надо немедленно готовиться к работе по фильму. Но он должен меня кое-чему научить, потому что, не зная некоторых тонкостей и приемов этого дела, брать такую роль нельзя.

В общем, несчастные, оказывавшиеся по «скорой помощи» на столе пациенты по сей день не знают: тогда среди врачей, стоявших над ними, был и артист. В качестве врача-ассистента я стоял у стола Просенкова, что-то держал, подавал. Его страшно забавляло, когда меня мутило при виде крови и всего, что можно увидеть на тяжелой операции.

Дошло наконец до его приказа присутствовать мне на полном вскрытии. Он сказал: «Смешно думать о роли хирурга, не пройдя этого всеобъемлющего урока хирургических правил».

Просенков не забыл показать и научить меня мыть руки так, как приходилось делать это на фронте, поскольку хирургические перчатки были роскошью. Рассказал, что когда приходилось оперировать сутками без перерыва на сон и отдых, сестра колола ему кофеин прямо у стола во время операции.

Постепенно до того совершенно неведомый мне мир героев Германа стал как бы материализовываться, переходя со страниц сценария в мою собственную жизнь.

Алексей Баталов

Просенков И.И.