Поджио А. В.
Декабристы Дмитровского уезда
Александр Викторович Поджио
(15 (27) апреля 1798 – 6 (18) июня 1873)
Часть 1.
Александр Викторович Поджио родился 15 (27) апреля 1798 года. Он вошел в историю как декабрист, сподвижник Пестеля, друг Волконского, автор записок о декабристах, но для нас он отчасти земляк.
Жизнь Александра Поджио связана с Дмитровом, с усадьбой Шуколово Дмитровского уезда и это достаточно известный факт. Дмитровский уезд Московской губернии славился своими поместьями, имениями, дворянскими гнездами. Немногим из них посчастливилось сохраниться до наших дней в первозданном виде, еще меньшие открыты для доступа или сохранились как памятники архитектуры или музеи.
Не повезло сохраниться и имению Шуколово, принадлежавшему малолетнему Сереже Молчанову, внуку декабриста Сергея Григорьевича Волконского. В 1861 году Сережа Молчанов был еще ребенком и не мог самостоятельно вести дела. В этот сложный период, с точки зрения, ведения дел и оформления бумаг в связи с отменой крепостного права в Российской Империи, управляющим имением становится Александр Поджио и этот выбор не случаен. Извечные борцы за права крестьян, Волконские, чтобы и крестьян не обидеть, и имение не разорить, приняли на работу управляющим бывшего декабриста, близкого друга семьи, Александра Викторовича Поджио.
Среда и окружение, в котором растет человек, прямо влияет на становление его характера, его суждения и становятся призмой понимания его реальности.
Занимательно же как итальянец, католик, решился делать русскую революцию, как думал и чего хотел добиться, о чем мечтал… Ответы на эти вопросы кроются не только в самой личности Поджио, но и в его корнях, его детстве.
Отец Александра – Виктор Яковлевич Поджио – урожденный Витторио Амадео Поджио – переехал из городка Пьемонт в Италии вместе и по личному предложению Осипа Михайловича Дерибаса – урожденного Хосе де Рибаса, будущего основателя Одессы. В. Я. Поджио поступил на службу в Российскую Армию помощником лекаря, а дослужился до обер-офицера – это дало ему право на потомственное дворянство, отличился при взятии крепости Измаил. После переезда в Одессу, занялся коммерцией, получил подряд на строительство Одесского театра, за что и получил в дар имение в селе Янивка Чигиринского уезда Киевской губернии с 429 душами крепостных.
Поджио вспоминает: «Не говоря о Рибасе и его братьях, которые постоянно исключительно к нему были расположены, могу назвать герцога де-Ришелье, графа Ланжерона, князя Григория Семеновича Волконского (тогда еще в здравом уме и наводящего страх на турок) и самого Суворова, который постоянно останавливался у него проездом через Одессу. Помню рассказы матушки о посещении этого полководца – чудака великого. Как, в угодность ему, выносились из каменного нашего дома, едва ли не единственного тогда в Одессе, все зеркала и позолоченная мебель, обшитая штофом, вывезенная из Неаполя, и на место этой мебели становились простые скамьи. Ему готовилась самая простая пища; с каким горячим увлечением говаривал он с матушкой по-итальянски!»
Александру в это время исполнилось 11 лет. Он воспитывается в Одесском институте, в котором пробудет еще 2 года. В 13 лет отец забирает его из института с желанием направить в пансион к иезуитам, но не успевает осуществить задуманное и Александр до 16 лет остается дома на попечении матери. В основном в этот период он занимается самообразованием, изучает математику и историю.
Сам он в своих показаниях за 1826 год вспоминает об Одесском институте: «Сие училище относительно к наукам и к полученному в нем, образования ума и нравственности, было самое ничтожное». По состоянию за тот же 1826 год (те спустя 14 лет после смерти его отца) за его матерью Магдалиной Осиповной Даде будет числиться в селе Янивке Чигиринского уезда Киевской губернии 398 душ, заложенных в Государственном банке.
В 1820 году в возрасте 22 лет Александр, будучи уже поручиком Преображенского полка, возвращается к учебе. Он посещает в Академии лекции по естественному праву профессора Куницына. Что примечательно, Александр Петрович Куницын преподавал также в Царскосельском лицее и учил многих декабристов, его труды были достаточно вольнодумными для того времени и подвергались жестокой цензуре.
А. С. Пушкин в «Лицейской годовщине 19 октября 1825 г.» пишет об А. П. Куницыне:
«Куницыну дань сердца и вина!
Он создал нас, он воспитал наш пламень,
Поставлен им краеугольный камень,
Им чистая лампада возжена…»
Право естественное – лекции, которые читал Куницын, сами по себе размышляли о правах и свободах личности, идущих в разрез с царской властью. Куницын рассуждает еще в начале XIX века о вещах, актуальных и по сей день.
В параграфе 7 Русской правды Пестель и в пункте 1 главы 1 проекта Конституции Муравьев четко обозначают, что народ единый и имеет равные права и свободы, и ни один человек не может принадлежать другому человеку или семье.
Это особо важный момент, в котором они были едины, несмотря на то, что в некоторых аспектах своей деятельности, отношении к государственному строю и методах революции их позиции бывали противоположны.
К показаниям Александра Поджио приложена его характеристика с места службы.
Он поступил на службы в Днепровский пехотный полк в чине подпрапорщика 1 марта 1814 года. Характеризуется знанием русского, французского и немецкого языков, географии, истории и математики. Во время службы в походах против неприятеля не участвовал. По собственному прошению об увольнении от 30 декабря 1824 года, уволен со службы 31 марта 1825 года в чине подполковника. Истинные мотивации увольнения Поджио со службы раскрывает гораздо позже его друг – доктор Николай Белоголовый в своей книге воспоминаний.
Не получив должного образования, тем не менее живо интересуясь географией и историей, Александр Поджио в своих показаниях рассуждает и дает оценку действиям высших государственных деятелей разных государств того времени, на перспективу оценивает геополитическую обстановку в мире.
Его до глубины души возмущает то, что император Александр I, вместо того, чтобы налаживать внутреннюю обстановку в стране, решать проблемы населения, которые в разных регионах были совершенно одинаковы, исторически верные действия предпринимает очень медленно и зачастую с опозданием, когда как противоречащие всем желаниям населения принимает сразу, а в довершении всего, Поджио вспоминает: «Не мы одни, говорили о долговременном отсутствии покойного Государя <…> и как усматривали с горестью что внешнии дела Политические во все до России не касавшиеся, откланяли Государя от внутренняго управления России, и что все дела и в особенности Гражданския, производилис с величайшую медленностю;… <…>»
В такой обстановке, воспитанное вольнодумным, поколение смелых, умных, дерзких, но зачастую наивных в некоторых своих действиях, молодых людей из самой верхушки дворянского общества, затевает первые тайные общества.
В 1815 году Польша присоединяется к России, но этот момент Поджио особо выделяет, как один из триггеров становления тайных обществ в России: «Присоединением Польши к России, на конец положена преграда, от искони существовавшим распрям между сими двумя Державами; – но покойный Государь [Александр I – А. В.] дарует ей конституцию и сие мы не без ревности усмотрели! В речи произнесенной при даровании сей конституции есть слова оскорбительныя для духа народного нашего! К сему времени я отношу начало либеральных мыслей и составление союза Благоденствия.»
Александр Поджио в 1821 году вступает в северное общество, а в 1823 в южное. Как деятель общества, он ведет активную переписку, агитирует и убеждает всех в важности цареубийства [Александра – А. В.]. С 1823 года начинается плотная дружба Поджио и Пестеля. Поджио становится верным соратником, сподвижником Пестеля.
Стоит особо отметить, что еще в 1820 году члены царской семьи знали, что после Александра I престол унаследует не его средний брат великий князь Константин Павлович, а его младший брат Николай Павлович. Константин лишался права на престол по собственному желанию, и в том числе из-за его женитьбы на полячке, не равной ему по происхождению. На это была воля императора Александра, указанная им в тайном манифесте, который не был обнародован.
Император Александр I умирает в Таганроге. Великий князь Константин в это время находится в Польше и, зная о манифесте, в Петербург не собирается.
За месяц до восстания, у Николая состоялся разговор с генерал-губернатором Санкт-Петербурга Милорадовичем. Последний настаивал, угрожая 60 000 штыков Николаю, вопреки манифеста присягнуть Константину. Николай присягнул. И организовал присягу в хаотичной последовательности и наспех лишь для того, чтобы избежать обещанного Милорадовичем военного переворота, если Николай откажется и огласит завещание Александра.
Вот какую запись оставил Николай I в 1848 году на полях рукописи Модеста Корфа о восстании декабристов: «По некоторым доводам я должен полагать, что государю еще в 1818 году в Москве после Богоявления сделались известны замыслы и вызов Якушкина на цареубийство; с той поры весьма заметна была в государе крупная перемена в расположении духа, и никогда я его не видел столь мрачным, как тогда». [Я. Гордин. Мятеж реформаторов].
Александр Поджио в самом восстании на Сенатской площади не участвовал, но был арестован как участник тайных обществ.
Интересны показания старшего брата Александра Поджио, Иосифа, данные им в 1826 году о брате: он подтверждает о письме от Поджио Волконскому о возмущении 19-ой дивизии, о намерении А. В. Поджио ехать к С. Муравьеву и в Петербург для покушения на жизнь Императора. Но данные поездки так и не состоялись.
На последних листах следственного дела правитель дел описывает деяния Поджио, опираясь на его собственные показания и показания других декабристов:
«Отправившись на Юг Поджио был во всегдашних сношениях с главнейшими и другими членами Южного общества; он рассказывал им о медленных успехах по Северному обществу и разногласии на счет принятия республиканского правления и истребления всей царствующей фамилии; и подтверждал мнение Матвея Муравьева Апостола, о необходимости сменить Никиту Муравьева, как удерживающего ход общества. Поджио до Сентября 1824-го года оставался в бездействии, ибо видел большое самоуправление; но Пестель заметя его холодность завлек его в суждения политическия, сильными убеждениями доказал превосходство республиканскаго правления и до того воспламенил Поджио, что он готов был на собственную гибель, как сам выражается, для блага всех.»
«Сверх выше изложенного Поджио чистосердечно признался еще в следующем:
1-е, что слышал от Муравьева (Матвея) о покушении на жизнь покойнаго Государя, которое было замышляема в Москве в 1817 году под управлением Александра Муравьева, и что назначены уже были час и место;
2-е) От него же; что Пестель имел намерение исполнить сие злодеяние набором особых людей под названием: La garde perdue
3-е) что Сергей Муравьев и Бестужев-Рюмин имели сие самое злоумышление в Бобруйске и потом при осмотре 3-го Корпуса, для чего уже были заготовлены солдатские мундиры, в кои должны нарядится участники в умысле и сменив часовых, совершить злодеяние ночью.
4-е) в 1824 Году в бытность его Поджио у Пестеля, сей показал ему донесения Бестужева-Рюмина о сношениях с Польским обществом, где именно требовано покуситься на жизнь Цесаревича, что и было Польскими членами обещано.
5-е) Он же Пестель, говоря ему о плане введения чистаго народнаго правления, сказал, что для исполнения сего нужно теперь надежнейших 12-ть человек, коих набор предоставил он Барятинскому. –
Сии меры Поджио одобрял.»
В своих записках время суда Поджио вспоминает следующими словами:
«Десятого июля 1826 года, часов в 11 утра, явился ко мне плац-адъютант с обыкновенным словом «пожалуйте!» Этим словом выражалось приглашение явиться в комитет. Такое приглашение в необычный час (в комитет нас всегда водили ночью, с какой-то таинственностию, набрасывая на голову платок) меня несколько удивило; но вскоре, взойдя по боковому крыльцу в одну из комнат дома коменданта Сукина, я и товарищи, которых я там нашел, догадались, что дело наше приходило к концу. За нами вводились и другие, незнакомые для меня лица; наконец, захлопнувшаяся дверь возвестила нам, что число наше ограничится присутствующими.» <…> «Предполагая по ходу дела, что Трубецкой и Оболенский были обвиняемы более многих других, мы удивились встрече с людьми, действия которых были нам совершенно неизвестны, а что еще более нас сбивало в наших догадках, это отсутствие главных членов общества, т.-е. Пестеля, Сергея Муравьева и некоторых других.» <…>
«Едва успели мы обняться и передать друг другу наши догадочные заключения, как растворилась противоположная дверь и взошел к нам с спокойным видом священник Божанов. Протянув горячо руку Трубецкому и Оболенскому, которых он так часто посещал в темнице, принося им утешение в пере, он сказал: «Господа, вам будет читаться приговор, но будьте покойны, государь не хочет смертной казни, сердце царево в руце божией». <…>
«Вскоре потребовали нас в соседнюю комнату, из которой мы могли слышать какие-то громкие, прерывающиеся слова, которых смысл объяснился нам после, прочтением приговора смертной казни над пятью лицами, осужденными на смерть.» <…>
«Когда все смолкло, нас начали вызывать поименно и ввели по одному в комендантскую залу, вытянули вдоль по стене в стройную шеренгу, имевшую по бокам у каждой двери и у каждого сзади нас окна по два павловских гренадера с ружьями у ноги.» <…>
«Экспедитор спешно, бегло прочел общий приговор: присуждение к смертной казни, с отсечение головы на плахе, при чем он оказал свое драматическое дарование: он умышленно остановился на этой картине – где голова отсекается от тела – и думал такою расстановкою потрясти нас в конец. Спустя добрую минуту, он возвысил опять свой голос и стал дочитывать недоконченный период: «но государь, в милосердии своем и т.д., заменил смертную казнь ссылкою в вечную каторжную работу».»
Как государственный преступник первого разряда, Поджио был по первоначальному приговору суда приговорен к смертной казни путем отсечения головы. В результате первого смягчения наказания, ему дарована жизнь, но он лишен всех чинов и дворянства, сослан на вечную каторжную работу. Вторым смягчением, он приговорен к каторжной работе на 20 лет, после чего должен оставаться на поселении в Сибири.
Если бы смягчения приговора не состоялось, то не получила бы продолжения и эта история, в том числе и в имении Шуколово Дмитровского уезда и ее обитателях.
Список использованной литературы
1. Белоголовый, Николай Андреевич. Воспоминания и другие статьи / Н. А. Белоголовый. - М.: Типо-литогр. К. Ф. Александрова, 1898. - 560 с.: портр.
2. Беляев, Александр Петрович (1803-1887/88). Воспоминания декабриста о пережитом и перечувствованном: 1805-1850 / [Соч.] А. Беляева. - Санкт-Петербург: А. С. Суворин, 1882. - [4], 507 с.; 19 .
3. Восстание декабристов. Том I – XVIII. Следственные дела, показания и прочие документы. Москва – Ленинград 1925 г.
4. Декабристы. Мятеж реформаторов./ Яков Аркадьевич Годин. Спб.: Издательская группа «Лениздат», «Книжная лаборатория», 2021. – 624 с. (+ вклейка, 16 с.). – (Тайны русский истории).
5. Куницын, Александр Петрович. Право естественное: [Кн. 1: Чистое право. Ч. 1: Безусловное право; Ч. 2: Условное право] / соч. Александром Куницыным. - СПб.: Тип. Иос. Иоаннесова, 1818. - 135, [1] с.
6. Политические ссыльные в Сибири (XVIII – начало XX вв.). Новосибирск: Наука. Сиб. отд-е, 1983., 237 с.
7. Ссыльные декабристы в Сибири: сборник статей / Академия наук СССР, Сибирское отделение, Институт истории, филологии и философии; ответственный редактор Л. М. Горюшкин. - Новосибирск: Наука, Сибирское отделение, 1985. - 230 с.
