44-я отдельная стрелковая бригада
Мы благодарны за предоставленные материалы краеведу
Елохиной Юлии Михайловне
4 декабря 1941 года восемнадцатилетней Тане Румянцевой пришлось отлучиться из Деденева в сельсовет деревни Парамоново. Пока управилась с делами – быстро стемнело, уличного освещения не было, местность лесистая, есть вероятность встретить вражеских солдат. Пришлось заночевать прямо в сельсовете.
Той же ночью в Парамоново ворвались три немецкие машины, нашли в домах и расстреляли нескольких наших солдат, а также стариков, которые поселили тех солдат у себя.
Утром Татьяна хотела вернуться в родное Деденево, но едва вышла на улицу – попала под обстрел. Побежала в сторону оврага, чтобы укрыться за крутым склоном, а отъезжающие на машинах немцы стреляли ей вслед.
Но — обошлось.
В овраге Таня увидела много наших солдат, лежавших на снегу. Некоторые из них, к счастью, были живы, но имели ранения. Таня приблизилась к ним, сказала, что в Деденеве есть госпиталь, однако добираться до него около пяти километров. Тогда раненые, что ещё могли идти, сделали себе из толстых веток костыли, а из подручных средств соорудили носилки — для своих боевых товарищей, что подняться уже не могли. Дороги солдаты не знали, и Таня их повела.
Когда пришедших с поля боя раненых разместили, Таня осталась в госпитале и трудилась вместе с санитарками, не покладая рук, всю ночь.
А утром шесть вражеских самолётов совершили налёт на Деденево и разбомбили деденевский госпиталь.
В то время в Деденеве находились части 44 отдельной стрелковой бригады, что была сформирована в октябре 1941 года в Красноярске в основном из курсантов военных училищ. Бригада считалась одной из наиболее боеспособных подразделений Сибирского военного округа, поэтому на её боевую подготовку был предусмотрен всего один месяц, после чего, 27 ноября 1941 года, бригада полным составом прибыла на Западный фронт, где вошла в состав 1 Ударной армии. В зданиях деденевской больницы и дома инвалидов разместилась медсанрота 44 ОСБР.
Здесь же, в Деденеве, 4 декабря 1941 года состоялось первое «боевое крещение» бригады, когда её появление обнаружили немецко-фашистские оккупанты и предприняли авиационный налет. Осколками бомб несколько бойцов было убито и ранено.
На начало декабря 1941 года пришлись упорные бои 44 и 71 стрелковых бригад за деревню Степаново и село Языково. Оттуда во множестве поступали раненые. На помощь военным медикам пришёл весь медперсонал деденевской больницы и дома инвалидов, хотя каждый из них имел полное право эвакуироваться.
5 декабря 1941 года и случилась та бесчеловечная бомбёжка госпиталя, о которой до сих пор со слезами вспоминают старшие деденевцы. Тогда погибли и раненые, и медики, и многие из укрывшихся в подвале местных жителей вместе с детьми.
Вспоминает житель посёлка Деденево Дмитрий Сергеевич Гливенко: «Наш посёлок зимой 41-го бомбили не единожды. Первый раз сбросили 4 бомбы. Они упали так: одна у железной дороги, а остальные в районе старой деденевской школы, она тогда была ещё деревянная и находилась возле круглого пруда. В войну в ней было что-то вроде штаба, там постоянно находились военные и полевая кухня. А госпиталь, точнее эвакогоспиталь, был в нынешней поликлинике. Он пострадал во второй заход бомбардировщика. Коек в госпитале не хватало, раненые лежали на сене. Когда бомба упала (видимо, зажигательная, так как взорвалась на втором этаже), там всё вспыхнуло, часть здания обрушилась, люди выпрыгивали из окон второго этажа, а на улице к тому же – сильный мороз. Семёну Абрамову, который сидел в это время в подвале с семьёй, удалось проломить в стене дыру, через которую с нижнего этажа вытаскивали людей. У нашего дома взрывной волной выбило все окна. Меня в доме отбросило к стенке, оглушило, осколком ранило в ногу до кости. Одного красноармейца, находившегося поблизости, его фамилия была Левченко, осколком убило. Потом возле госпиталя рядами клали убитых, накрытых серыми одеялами. Их там было очень много».
Таня Румянцева чудом осталась жива. Её взору открылись дымящиеся руины больницы, смешанные с землёй, и лежащие на чёрном снегу солдаты в окровавленной одежде. Таня бросилась помогать собирать и откапывать живых. Вскоре девушка заметила приближающиеся сани с одной лошадёнкой, решительно остановила их, настойчиво попросила возницу помочь погрузить в сани раненых и отвезти их в Кузяево. Так же остановили, нагрузили ранеными и отправили в Кузяево ещё две повозки. С последней из них Таня поехала в Кузяево и сама. Там продолжила спасать жизни наших ребят, забыв про сон и голод. Когда за ней приехала мать, чтобы увезти дочь домой, сделать это ей запретил командир, сообщив, что Татьяна зачислена санитаркой в 1 Ударную армию и поставлена на довольствие. Уход домой при таких условиях будет считаться дезертирством. Так Румянцева Татьяна Сергеевна попала в 44 ОСБР и прошла в её медсанроте всю войну.
Вспоминает Дмитрий Сергеевич Гливенко: «Кто-то уезжал отсюда после бомбёжек, прежде всего, конечно, кому жить теперь было негде. Моя семья осталась. Меня воспитывала бабушка, жена репрессированного священника, и одна моя родственница – Зоя Дмитриевна Галкина – учительница. А Деденево наше бомбили после того, как здесь побывала немецкая разведка, и я тому свидетель. Было это так. Часто на Москву шли немецкие бомбардировщики, буквально тучами, особенно по ночам. Гул в небе стоял страшный. Мы, как загудит, бежали в бомбоубежище, оно было за школой. Вглубь земли шли три ступени, верх — сложен из брёвен и всё засыпано сверху землёй, а форму имело буквы «Г». На входе сидели местные жители, а там в глубине, за изгибом, находились тяжелораненые. Они стонали, кто-то умирал в нашем присутствии, и их мимо нас выносили санитары. И вот, однажды, заходят в бомбоубежище трое в солдатской форме, в нашей – советской. У двоих были автоматы, у третьего пистолет. И этот третий — с русской внешностью, я бы даже сказал, с внешностью интеллигента — на чистом русском стал что-то спрашивать у местных. Потом он заговорил с теми двумя солдатами, что вошли с ним вместе, тоже на русском. Один-то всё молчал, всё на нас поглядывал да на санитарку, которая от них отвернулась, а второй ему отвечал с заметным акцентом. Зоя Дмитриевна была по образованию блестящий лингвист, она тут же нам тихо сказала: «Это немцы». И вдруг, кто-то из раненых в глубине бомбоубежища стал стонать. Те трое ещё постояли-постояли и ушли. После этого Деденево стали бомбить… Спустя какое-то время до нас дошла весть, что где-то в наших краях накрыли группу немецких разведчиков, их было около двадцати человек».
К тому времени, по приказу Ставки уже были взорваны башни управления каналом Москва-Волга на третьем (с каравеллами) и четвёртом шлюзах, от Яхромы до Деденева уничтожались один за другим мосты. Затем инженеры канала, путём управления уровнем нескольких водохранилищ, организовали затопление областей на западном берегу. От Яхромского водохранилища был создан ледовый заслон шириной до двух и протяжённостью свыше шестидесяти километров из хаотично нагромождённых льдин – торосов – с пустотами. Путь на восточный берег по земле был отрезан.
На канале была устроена подвесная люлька. В ней, до отказа набитой людьми, эвакуировали на восток Подмосковья детей, женщин и раненых. По словам очевидца, люлька была так перегружена и так сильно раскачивалась при перемещении, что, казалось, вот-вот оборвётся и рухнет вместе с живым грузом в ледяной канал.
В Деденеве же оборонительный рубеж начинался от Яхромского железнодорожного моста. Строили его сапёры Западного фронта, к которым был зачислен после мобилизации наш земляк И.Е. Соин. Именно ему были поручены организация и руководство строительством деденевского рубежа. В помощь сапёрам был создан рабочий батальон фабрики в следующем составе: 100 человек рабочих и 200 человек из колхозников, работников школы и старшеклассников, а также прочих жителей посёлка. Под руководством И.Е. Соина был вырыт противотанковый ров, окопы, у станции устроены ДОТы, а за рекой Икшанка — проволочное заграждение в шесть рядов, на переездах выставлены противотанковые «ежи», в посёлке оборудованы две орудийные точки для артиллерии, укрытие для «Катюш», землянка для командного пункта. За фабрикой и вдоль Икшанки были сделаны лесные завалы. Убирали деревья и кустарник для лучшего обзора. В тёмное время суток в посёлке дежурили народные дружины, следившие за соблюдением жителями светомаскировки.
Вспоминает жительница Деденева Маргарита Дмитриевна Мурашкина: «Наш дом в Деденеве стоял прямо напротив железной дороги и станции. Станция в войну была не там, где сейчас, а южнее, в районе переезда. Нам, как на ладони, были видны платформы с зенитками – наши охраняли железнодорожное полотно в целости от немцев. Это сейчас путей осталось всего два, а раньше их было несколько. И ещё напротив нашего дома был связной пункт, где держалась связь с Москвой и Дмитровым. Тогда же возле станции стояло много трофейных подбитых немецких танков на переплавку и какое-то огромное артиллерийское орудие, из которого немцы, видимо, собирались палить по Москве, и в ствол которого пролезали местные мальчишки. А снаряды солдаты из связного пункта носили храниться в подвал нашего дома. От нас было видно, как горит Яхрома».
«В Деденеве военные стояли долго, — вспоминает Дмитрий Сергеевич Гливенко. – Штаб их частично был разрушен бомбой, поэтому его, скорее всего куда-то перевели, а остались оружейная мастерская и военный склад с полевой кухней. Оружейным мастером там оставили раненого в ногу солдата, мы его звали дядя Вася. В одной из воронок он устроил пункт пристрелки, где правил сбившиеся прицелы, а я помогал ему таскать туда оружие. В другую воронку хоронили гражданских из дома инвалидов, потом их перенесли оттуда. У нас неподалёку было овощехранилище, поэтому зимой 1941-го и весной 1942-го года мы питались замёрзшей там картошкой, как, впрочем, и многие деденевские. Приходили туда и ломом откалывали себе «кусок» смёрзшейся картошки. А в монастыре устроили мельницу прямо в церкви, и, если была пшеница, возили туда молоть. Наверху монастырской столовой стояли две зенитки, и, как помню, обслуживали их девушки. Война-войной, а девушки эти по вечерам устраивали для нас выступления с песнями и плясками. Мы ходили смотреть с удовольствием. А за больницей соорудили вольер и свозили туда собак. Всяких разных. И ещё там же стоял старый танк. Собак учили залезать под этот танк. В бою такая собака с привязанной к спине миной бросается под танк — и танка нет, и собаки, конечно, тоже… Ещё их учили возить такие саночки, как лодочка, чтобы вытаскивать раненых с поля боя. Собак обучали самостоятельно распознать раненого и помочь ему заползти в санки. Мы ходили к этим собакам, гладили, они были очень дружелюбные. Их всех потом увезли на фронт…»
Фашисты, однако, не собирались покидать Яхромский рубеж, закрепившись ещё во время прорыва к городу в нескольких близлежащих к деревнях. Деревня Степаново, обороняемая батальоном противника, усиленным 20 танками и большим количеством артиллерии, была превращена в сильный узел сопротивления с круговой обороной. Жителей Степанова немцы выселили из домов, крайние избы приспособили под ДЗОТы, выпилив в стенах амбразуры для пулемётов, между домами вкопали танки. Периодически на нашу передовую вылетали от 3 до 6 вражеских бомбардировщиков. Эти же самолёты сбрасывали красноармейцам листовки, в которых агитировали переходить на сторону гитлеровцев или причинять себе физический вред, чтобы сохранить жизнь. Такая листовка сразу содержала пропуск, служивший удостоверением для перехода к немцам.
44 отдельной стрелковой бригадой был получен боевой приказ освободить Степаново от фашистов и выйти к Яхроме с юго-запада.
Так начался самый первый жестокий бой сибиряков-красноярцев на нашей земле. «Немцы били из миномётов около пяти дней, — пересказывал те события сержант 44 ОСБР Зиновьев Константин Георгиевич. – Мы безуспешно атаковали вражеские укрепления. Нас бьют, а мы вперёд с винтовкой и пятнадцатью патронами на брата. Голову невозможно было поднять ни днём, ни ночью – немцы запускали осветительные ракеты на парашютах, да ещё был снег – видимость отличная. Лишь утром на помощь пришла артиллерия, и нам удалось занять деревню. Потери были большие: из трёх батальонов, в каждом из которых по три роты, осталось около двухсот человек – одна рота. Оглушительный грохот до сих пор стоит в ушах…»
Вспоминает жительница Деденева Ирина Михайловна Сперанская: «Когда наши солдаты стояли в Деденеве, покидать пределы посёлка они нам не разрешали – опасались, что кого-то из жителей могут встретить немецкие разведчики. В переулке от Почтовой улицы, где сейчас стоит здание Администрации, было устроено маленькое самодельное бомбоубежище. Мы с мамой переселились из нашего дома поближе к нему, а бабушка отказалась покидать дом и осталась в нём одна. Мы, время от времени, ходили её проведать, отвозили ей на санках продукты. И вот как-то раз, идём мы к ней с сестрой так же с санками, и тут в небе довольно низко появляется маленький немецкий самолёт. Он быстро приблизился и дал по нам очередь из пулемёта. Мы, не помня себя от страха, бросились к бабушкиному дому, а самолёт развернулся и опять пошёл на нас – добивать. Мы успели спрятаться, и чудом остались живы. Это всё произошло буквально за какие-то секунды, но вспоминаю я об этих секундах с содроганием всю свою жизнь. А однажды, когда Деденево уже стали бомбить, и случился очередной налёт, мы находились в доме рядом с бомбоубежищем, но добежать до него не успели. Пришлось вернуться и пережидать налёт в доме. Бомба попала в соседний дом. Мы бросились на пол, всё сотрясалось и гудело, а на нас сверху сыпались вещи, куски штукатурки и стекла. Оцепенение наше было такое, что мы не могли плакать. Также я помню, как к нам приходили раненые. Мои тёти израсходовали все свои простыни на перевязку. Раненые рассказывали, что они из-под деревни Степаново. Под Степановым лежали в снегу, не могли поднять голову, так как немцы, только высунешься, начинали по ним строчить. Питались – кто-что припас в карманах, ели снег, почти не спали. Одного раненого только перевязали – он тут же упал со стула без сил – уснул… Однажды пришли мы в бабушкин дом на Почтовой, уже стемнело. Вдруг слышим железный лязг и грохот по заледеневшей дороге. Посмотрели в окно, а это оказались наши танки! И мы стояли, смотрели на них и плакали от радости».
Отступая, гитлеровцы находились в крайней степени ожесточения: в Степанове они зверски убили пленных разведчиков из 71 отдельной стрелковой бригады, а также сожгли своих раненых солдат, которых не успевали вывезти. Дома местных жителей были разрушены и разграблены: все носильные вещи у местных жителей немцы отобрали, скот и птицу уничтожили. Чтобы утеплиться в зимнюю стужу, фашисты не брезговали ничем – напяливали на себя юбки и кофты, заматывали головы женскими чулками и рейтузами. И частенько прихватывали с собой «трофей» не только в виде тёплых вещей. Например, в мешке убитого ефрейтора Фридриха Шульца был обнаружен рулон хлопчатобумажного суровья, 3 патефонные пластинки, 2 пепельницы, 2 килограмма манной крупы и 8 мышеловок. Бывало, что фашисты прихватывали с собой и детские игрушки.
Трофеями же 44 ОСБР в Степанове, помимо немецкого оружия, стали 6 танков, 24 артиллерийских орудия и 19 автомашин.
«Самые страшные бои у нас были в Степанове и в Языкове, — вспоминает Дмитрий Сергеевич Гливенко. — У меня в Степанове тогда жила одна родственница, и она рассказывала, как весной 1942-го, как начал таять снег, местных жителей, которыми были преимущественно женщины и девушки, мобилизовали собирать и хоронить наших убитых солдат, а их было множество. И вот она говорила, что большинство солдат были молодыми красивыми ребятами. Глядя на их лица, не тронутые тлением из-за морозов, можно было даже сказать, что они просто уснули. Женщины со слезами очищали погибших от снега и грузили на телеги. Ребят потом увозили хоронить в братские могилы».
В ходе дальнейших боевых действий бригада получила приказ овладеть деревней Леонидово, а затем деревней Круглово на берегу реки Лама. После этих боёв в 44 ОСБР осталось около трети личного состава от положенного по штату. 15 января 1942 года остатки 44-й бригады были отведены в район Клина. Здесь бригада получила 1500 человек пополнения. С 20 февраля 1942 до апреля 1943 года 44 отдельная стрелковая бригада в составе 1 Ударной армии Северо-Западного фронта вела бои в районе Старая Русса — Холм, затем была выведена в село Детчино Тульской области, где на ее основе была развернута 62 стрелковая дивизия (3 формирования).
В деденевской же земле навечно остались лежать погибшие 4 и 5 декабря 1941 года при бомбёжках посёлка и госпиталя воины и персонал медико-санитарной роты 44 ОСБР:
— секретарь парткомиссии политотдела бригады, старший политрук Нонекошвили Шалва Давидович 1911 г.р. (30 лет) из г. Тбилиси;
— красноармеец Клименко Лука Иванович 1900 г.р. (41 год) из Киевской области;
— командир эвакоотделения медсанроты, военврач 3 ранга Рыбников Иван Сергеевич 1913 г.р. (28 лет) из г. Томск;
— командир эвакоотделения медсанроты, военфельдшер Кулюкин Иван Иванович 1918 г.р. (23 года) из Новосибирской области;
— начальник аптеки, техник-интендант 2 ранга Начальников Гавриил Алексеевич 1915 г.р. (26 лет) из Чувашской АССР;
— техник-интендант 2 ранга Качуба (Кучеба) Анна Михайловна (Малаховна) 1921 г.р. (20 лет) из Орловской области;
— младший врач хирургического отделения, военврач 3 ранга Быстрова Зоя Романовна 1916 г.р. (25 лет) из г. Куйбышев;
— командир противохимического отделения, военврач 3 ранга, Лозинская Фрида Борисовна 1911 г.р. (30 лет) из г. Харьков;
— фельдшер сортировочно-перевязочного отделения медсанроты, военфельдшер Сальников Сергей Петрович 1920 г.р. (21 год) из г. Клин;
— фельдшер отдельного санитарного взвода медсанроты, военфельдшер Шаров Василий Максимович 1918 г.р. (23 года) из г. Рязань;
— санитар медсанроты, санинструктор Бузынин (Бузыкин) Константин Прокофьевич 1914 г.р. (27 лет) из Красноярского края;
— санитар медсанроты, санинструктор Карпов Михаил Григорьевич 1911 г.р. (30 лет) из г. Красноярск;
— санитар медсанроты красноармеец Терехов Михаил Борисович 1908 г.р. (33 года) из Орловской области;
— санитар медсанроты, красноармеец Новиков Егор Яковлевич 1916 г.р. (25 лет) из Орловской области;
— санитар медсанроты, красноармеец Фомин Михаил Иванович 1916 г.р. (25 лет) из Орловской области;
— санитар медсанроты, красноармеец Логвинов Валентин Константинович 1917 г.р. (24 года) из Орловской области;
— санитар медсанроты, красноармеец Евсеев Борис Тимофеевич 1919 г.р. (22 года) из Орловской области;
— санитар-носильщик медсанроты, красноармеец Тупицын Иван Алексеевич 1909 г.р. (32 года) из Орловской области;
— санитар-носильщик медсанроты, красноармеец Харахорин Михаил Максимович 1913 г.р. (28 лет) из Тамбовской области;
— старший повар медсанроты, сержант Окладников Фёдор Андреевич 1913 г.р. (28 лет) из г. Красноярск;
— повар медсанроты, красноармеец Свищев Тихон Ермолаевич 1909 г.р. (32 года) из Орловской области.
В парамоновской братской могиле числится захороненным разведчик 44 ОСБР, красноармеец Калинкин Федор Иванович.
Юлия Михайловна Елохина
(«Защитники Деденевской земли»)
