Серихина С.В

Серихина Светлана Васильевна – родилась 18 января 1938 года.

С 1938 по 1939 г.г. всем семейством находились в поселке Лендеры Ребольского района Карело-Финской ССР (отец был пограничником). С 1939 по 1941 г.г. – в городе Брест-Литовск на границе.

В мае 1941 года отец был назначен комендантом пограничного участка на литовско-немецкой границе. Отец и мама с двумя детьми собрались на новое место жительства. Мама была на пятом месяце беременности.

Когда добрались до города Каунаса, отец получил документы на место службы где-то 100 километров от Каунаса. 21 июня отец был назначен комендантом пограничного участка на литовско-немецкой границе в звании капитана (только что присвоенного). Прибыли на место только к ночи. Оставив семью на ночлег в домике, отец сразу же ушел на командный пункт знакомиться и принять дела. А ночью 22 июня в 4 часа началась война. По рассказам мамы все пограничные вышки были заняты противниками, вооруженными пулеметами, которые не давали возможности выйти нашим солдатам и командирам. Мама оставила нас в доме, а сама попыталась проникнуть к отцу, но пройти ей так и не удалось. Она только слышала команду, чтобы все уходили из поселка в Вильнюс. Так отца больше и не видели, он остался на границе вместе с другими военными отстреливаться. Из окружения вырвался один солдат, который пытался спасать население и помогал с эвакуацией. Пока мама ходила к отцу, все уже на машинах и телегах уехали. Мама не успела даже ничего взять с собой и распаковать вещи. Они так и остались в доме на границе. Солдат нашел еще телегу с лошадью, помог маме поднять нас с постели, посадил в телегу вместе с мамой и погнал лошадь по дороге от границы. Еще было неизвестно, война ли это?

Поэтому все беженцы направились в город Вильнюс, чтобы разузнать обстановку. А над местной дорогой начали летать самолеты, которые открывали огонь по беженцам. Нам постоянно приходилось останавливаться и убегать в лес, прячась от самолетов. Приближаясь к Вильнюсу, стали встречать местных, которые всех направляли на переправу к реке. Но когда все собрались и переправились на другую сторону реки, застрочили пулеметы. Большая часть беженцев были расстреляны. Нас спасал солдат. Течением нас отнесло вниз по реке, с нами плыла и лошадь. Когда мы вышли на берег, солдат предложил взять одного ребенка, на лошади проскакать через поле до леса и там подождать маму со вторым ребенком. Алик от мамы не отцеплялся и солдат взял меня. Так мы поскакали через поле. Снаряды взрывались со всех сторон. Лошадь от страха сбросила нас, и мы добирались до леса пешком. Ждали маму с братом, но так и не дождались. В такой суматохе мы растерялись.

Две недели я ночевала с солдатом в лесу, питались тем, что находили. Солдат, оставшись с маленьким ребенком, икал выход на какой-нибудь поселок. Так он встретил женщину, которая приютила его у себя, а меня – русскую девочку 3,5 лет – держала в сенях, голодную, немытую… Солдат стал у нее работником и украдкой поддерживал меня то коркой хлеба, то водой.

А тем временем мама добралась до местечка с названием Летворово, это в 18 км от Вильнюса. По очередям искала свою дочь и пыталась достать немного хлебушка, чтобы как-то продержаться с пятилетним сыном. И так рано утром, когда они стояли в очереди за хлебом, их арестовали и привезли в город Вильнюс. Всех, кого арестовали из очереди, заключили в тюрьму, где мама пробыла 3 месяца.

А затем, рассортировав арестованных, маму с братом перевели в организованный лагерь для русских женщин с детьми (жен офицеров) на улице Субачяус. Лагерь был организован в школе. В большом зале были построены нары в три этажа. К окнам подходить не разрешали, часовой мог убить. Еду давали через окошко в дверях всегда с причудами, издевательством. Хлеба давали по половинке от полного ломтя, да и то только на работающего, детей не учитывали. Сваренная бурда – вода, заправленная кислой капустой. Похлебка была или пересолена, или вообще не соленая, или кипяток в железных мисках без ложек и тому подобное. Когда женщины потребовали, чтобы их с детьми вывели на прогулку, охранники выбрали солнечный день и в самый солнцепек вывели всех во двор, где находился цементированный сарай с цементированным полом, без крыши. Закрыли женщин с детьми в этом помещении, где через 5-8 минут от жары, как в печке, под солнцем, от которого не спрятаться, у всех разболелись головы и потекла кровь. Все стали стучать в дверь, чтобы их увели обратно, а фашисты насмехались: «Что, нагулялись?»

Весь двор был обнесен двойным рядом колючей проволоки, и в каждом углу были вышки с вооруженной охраной. К проволоке иногда подходили поляки, приносили картошку, хлеб и бросали через проволоку. Мама очень переживала за утерянную дочь и все время просила встречи с комендантом тюрьмы. Когда все-таки удавалось с ним встретиться, она умоляла отпустить ее поискать ребенка, и после нескольких встреч ей удалось добиться разрешения. Немец был пожилой и не такой агрессивный, как охранники. Ее выпустили на поиски дочери через полгода, вместе с сыном на две недели. На руках был документ, в котором было сказано: «Если через две недели не вернется обратно, то грозит расстрел на месте, где бы она ни была». Мать ходила по очередям, селам и другим людным местам: «не видели ли где девочку 4-х лет без родителей?».

И вот ей дали адрес, где появился ребенок похожий по описанию. Когда мама приехала в этот хутор и встретила девочку, она ее не узнала. Только брат твердил: «Мама, это наша Светка, давай ее заберем». И только когда мама стала искать приметы, узнала в этой девочке свою дочь. А я уже не разговаривала, понимала только по-литовски, вся грязная, голова покрылась коркой болячек, босиком, полураздетая… Так мама нашла меня и забрала с собой в лагерь. Не вернуться в лагерь было нельзя, так как мы были на чужой земле среди чужих людей, без средств к существованию и без документов.

*** В лагере мама родила третьего ребенка, но его у нее сразу забрали. Сначала сказали, что мальчик родился здоровый, но на следующий день ей сказали, что он умер и не показали его. Мама всю оставшуюся жизнь считала, что его немцы забрали в Германию на воспитание, так как считали, что русская нация сильная и крепкая здоровьем, а немецкие женщины рожали мало. Нам мама всегда говорила, что у нас есть братик в Германии.

В лагере была организована партийная ячейка, которая была связана с волей. Писали листовки, сообщали продвижение наших и немецких войск. Но в результате нашлась женщина, которая выдала руководителя, и ее расстреляли. Через некоторое время половину лагеря увезли в Германию, а другую половину погрузили в товарные вагоны и возили впереди отступающих немецких эшелонов, чтобы партизаны не взорвали. Несколько раз вывозили на расстрел, в душегубки сажали, но, видно, Бог берег нас.

Привозили на еврейское кладбище для расстрела. Там тоже подолгу держали около ям, нагнетая страх. Мама все говорила: «Света, это ты счастливая. Тебя Бог бережет, а, чтобы ты жила, должны выжить и мы». Но к этому времени фашисты старались побольше награбить и отправить на свою родину. Так приходил приказ брать с евреев выкуп за освобождение. Но как только они откупались и выходили на волю, их снова ловили и отправляли в лагерь. И так до тех пор, пока нечем уже было платить.

Итак, в лагере мы пробыли до освобождения города Вильнюса в 1944 году (август или июль). Было лето. Я уже подросла и немного помню, как освобождался город. Рядом с нашим лагерем был немецкий дзот. Освободительные войска вели его обстрел, и некоторые снаряды попадали в наше здание. Тогда охранявшие нас немцы уже бежали, оставив все. Пленные выбегали и старались спрятаться в соседних домах, где были подвалы. Я очень хорошо помню, как все перебегали узкую улицу, а кругом свистели осколки. Некоторые люди падали от смертельных ран, остальные перешагивали через них и стремились спрятаться. Но все были рады, что наши близко. Горели здания и магазины, по земле текли расплавленный сахар, горелое масло. А когда мы освободились, то оказались без средств, без одежды, без жилья, без документов. Маме пришлось устроиться на работу и просуществовать там еще полгода, пока получили паспорт, свидетельства о рождении. Вот тогда мы смогли выехать обратно в город Петрозаводск, к маминым родителям. Но и дальше нас ждали голод, карточки. Кроме всего этого мы считались как враги и не имели права голоса. Мама всегда нас предупреждала, чтобы мы никогда не собирались в поездки, никогда не заполняли никаких бланков, и не говорили, где мы находились – все равно никуда не пропустят, так мы и прожили молча всю свою жизнь рабочую, до самой пенсии никто не знал о жизни моей.

Отец у нас остался как без вести пропавший. Так мама осталась одна с двумя детьми на руках. В 27 лет. Родители и родня ей помогали растить детей кто чем мог. Но в то время после войны был голод. Спасибо родным, что приютили под крышу. Мама работала в военном госпитале медсестрой в глазном отделении и там же подрабатывала. Видели маму редко, так как она работала день и ночь. Подрабатывала, чтобы поднять нас. А домашние дела были на нас с братом. Благодаря маминым усилиям мы с братом закончили школу 10 классов. Алик в Ленинграде закончил военное училище, служил, но во время службы облучился и комиссовался, вернулся в Петрозаводск. После школы я поступила в техническое училище на чертежника. В 1958 году его окончила и пошла работать на Онежский тракторный завод. Была активисткой. Завод несколько раз отправлял на учебу в Москву в МАМИ. Но я долго не могла поехать и поступать, так как мама к тому времени стала часто и тяжело болеть. Она меня не отпускала. Но в 1961 году уже не стала задерживать, и я поступила в институт МАМИ на отделение «Автомобили и трактора». В 1965 году вышла замуж, а в 1966 году закончила институт и приехала в подмосковный Дмитров. Так как муж был отправлен на учебу с Дмитровского экскаваторного завода, то туда же и вернулся. Я тоже стала работать на этом заводе. Проработала инженером-конструктором II категории 26 лет до 1992 года. Но нигде и никогда не смела упомянуть о том, что находилась в концлагере во время войны. Нас мама предупредила с детства, чтобы мы не говорили и не писали в анкетах об этом. Только в 1992 году, когда была уже на пенсии, узнала, что вышел Указ и льготы для узников. Вот только с этого времени окружающие меня друзья и знакомые узнали о моей жизни.

Проработав на экскаваторном заводе 26 лет, принимала активное участие в жизни завода. А завод за активность отмечал меня наградами и премиями: была на заводской Доске Почета, награждена знаком «Ударник Х пятилетки», медалью «Ветеран труда», юбилейными медалями «50 лет Победы», нагрудным знаком «Победитель», медалями «Непокоренные», «За верность Родине».

Записала Новоселова Татьяна Дмитриевна

Серихина С.В

Оставить комментарий

Вы комментируете как Гость.