Вот как сам Михаил Иванович рассказывает о войне:
"Для меня война началась в августе 1941 года. Первая эвакуация вглубь страны нас, учеников, 8 класса, кто занимался в кружках ГТО, БГТО, «Ворошиловский стрелок» и кого отпустили родители. Мы попали под бомбежку: мост через Дон взорвали и нас оставили в г. Коротояк Воронежской области. Жили в хате с земляным полом, постелью была солома, принесенная с поля. Было холодно и голодно!
Вернулись в белгородскую область мы в феврале на весенние полевые работы. Вдруг перед самой уборкой урожая приходит приказ: «Срочно разукомплектовать комбайны. Немцам ничего не оставлять!»
Колонна из семи тракторов двинулась в путь. Ехали день и ночь без света, соблюдая светомаскировку, рискуя попасть в воронку от бомбежек. Я замыкал колонну. К моему трактору было прицеплено две телеги с запчастями и керосином. В селе большая Ивановка наши танкисты заправили им танк Т-34: в него входило 7 ведер.
Проезжая через кювет у села Круглое Воронежской области, у меня с телеги свалилась эта неполная бочка. Тут же подбежал лейтенант: «Немцам хочешь оставить? Убрать! Не уберешь – расстреляю!» Наши уже далеко ушли, эвакуированным не до меня. На мое счастье подбежал сержант и разрешил оставить неполную бочку.
Вдруг налет: 36 «юнкерсов». Перемололо людей, технику: где рука валяется, где голова… Я получил ранение: наверное, «в рубашке родился»! Сержант мне приложил к ране сложенный лопух: вот такая медицина!
Отцепили от моего трактора телеги, прицепили пушку и потащили ее на подготовленную позицию. Подходит старший лейтенант: «Молодцы! За находчивость получите награды. Тебе сколько лет и как зовут?» Отвечаю: «Миша Нужный, 15 лет». Лейтенант улыбнулся: «Мишка Нужный, ты нам нужен! Будешь сыном 226 полка!» Вот так я стал сыном полка. Ездил за снарядами, хоронил убитых…
На следующий день мы попали в плен. Всех выстроили в колонну на расстрел. Лейтенант мне сказал идти к домам, что бы спастись и крикнул нарочно: «Женщины, заберите мальца!» не успел я отойти, как немец стал кричать, показывая на меня: «Пан трактор, пан трактор!» Вдруг подбежала одна женщина и сказала: «Это мой сын! Не трактор!» Меня отпустили. Тетя Дуся (так звали женщину) привела меня в дом и послала за хворостом для немцев: они кругом кур смолили. Вдруг подходит ко мне немецкий офицер, тросточкой поднял мне подбородок и сказал: «Зольдат хоронить!». Пошли мы с отцом тети Дуси копать могилы и хоронить наших солдат. Кто они? –Без вести пропавшие! Шесть месяцев прожил я на оккупированной территории: под дулом автомата сматывал немецкий полевой кабель.
Однажды из-за соседнего сарая появился мужчина в гражданской одежде с катомкой за спиной: он пробирался к нашим в Запорожье. Тетя Дуся поросила его: «Захвати мальца: там, наверное, мать с ума сходит!» Так мы познакомились с дядей Гришей и пошли с ним вместе к нашим.
Вдруг из большой трубы для стока воды вылазит два немца. Дяде Грише дали ручную коляску, а меня заставили мотать катушки с полевым кабелем. Я кручу кабель, а он рядом с автоматом идет. Полная катушка тяжелая: с ног валит, а у меня нога болит и кровоточит, пить смерть как хочется. Вдруг впереди нас показались машины. В одной из них на заднем сиденье сидел развалившись немецкий генерал. Он посмотрел на мой убогий вид и дал команду водителю отъехать, чтобы освободить кабель, на который наехала машина. Это была десятая катушка, которую я смотал. Наконец, меня отпустили. Мы с дядей Гришей пошли искать коровьи следы, в которых надеялись найти воду, но следы все были сухими. Пришлось терпеть еще. Дошли до какой-то деревни на горе, обрадовались. Но дед с бородой нас прогнал: «Уходите быстрее пока живы, здесь немцы!»
Ночевали мы под кустами шиповника. Утром пошли дальше. Дошли до деревни Редкодуб, где нас, наконец, напоили и даже накормили. Прошли еще немного и снова нарвались на немцев: они заставляли колхозников засыпать глубокие колеи от колес, чтобы могли ехать немецкие машины. Хорошо, что немецкие надзиратели нас приняли за местных. Когда работу закончили, всех начали разгонять. Мы с дядей Гришей забежали в какой-то двор и присели за забором. По деревне поднялась пыль: это появилась колонна наших солдат без пилоток и ремней. Их было тысяч 5-6. Через каждые 5 метров – немец с автоматом. До моего родного дома оставалось всего 5 км.
И так, дядя Гриша пошел дальше, а я остался дома. Наша избушка стояла на краю села, до центра с немецким штабом всего 3,5 км. По приказу немцев староста должен был составить список коммунистов и членов их семей на расстрел и список детей от 8 до 16 лет для отправки их в Германию. Матери пришлось отдать овцу, чтобы меня не забрали.
В феврале 43-го нашу деревню освободили.
В апреле 1943 года я был призван в 127 запасной стрелковый батальон. Мы, 15 человек, шли пешком 35 км до станции, где нас погрузили в вагоны. По дороге пережили авианалет. Наконец, утром прибыли в Горьковскую область, где нас готовили на фронт. Некоторые ребята даже до стрельбища не доходили: падали от истощения. Питание было плохое, спали мало, ни укрыться, ни умыться. Каждый день по одному нас вызывал капитан особого отдела с расспросами о том, что мы делали на оккупированной террритории. Отношение к нам было, мягко сказать, нехорошее: мы ведь побывали в плену. С меня сняли хромовые сапоги, а дали простые 38 размера при моём 41. Естественно, что одеть я их не смог. Местные жители даже воды попить не давали. Умываться и пить босой бегал к ручью, который ночью покрывался тонким льдом.
В июне всех, кто умел водить (шоферов и трактористов) повезли в г. Горький в 45 зенитно-прожекторный полк. Начались занятия: как за минуту запустить двигатель и дать напряжение на прожектор, как быстро устранить неисправность, как погрузить прожектор на автомобиль и т.д. Через 10 дней из восьми человек на учениях остались только мы вдвоем: Бакаев и Нужный. Экзамен я сдал на «отлично». В июне 1943 года я был зачислен в 404 расчет, где мы заменили девушек, охранявших г. Горький от налетов немецкой авиации. От меня зависела работа всей станции, поэтому мне сделали подземный переход от землянки до гаража, где стояли ЗИС-12.За хорошую службу получил благодарность.
Днем изучали технику разных стран, а ночью дежурили на своих местах. В 44 году ночами уже не дежурили, а отдыхали. В июле на станции я встретился с отцом, который ехал домой из госпиталя и проездом решил навестить сына.
Вскоре нас перевели к городу Горький поближе, где нас и застала весть о нашей победе. Но на этом моя служба не закончилась: я стал личным водителем командира полка"